Читаем Правда об Иване Грозном полностью

Окончательно исчезла по отношению к непокорному московскому перебежчику и королевская «ласка». Например, в ответ на жалобу ковельского панцырного боярина Кузьмы Порыдубского о том, что князь Курбский в 1574 г. беззаконно отнял у него имение Трублю, «заграбил движимое имущество» и шесть лет держал его с женой и детьми в «жестоком заключении» [322] , король, не желая покрывать его самоуправные выходки, приказал Курбскому не только вернуть Трублю, но и сполна вознаградить истца за убытки и тюремное заключение. Кроме того, предвидя попытки мести, король выдал Порыдубскому свою специальную охранную грамоту – для защиты от преследований Курбского в будущем [323] . Но князь не унимался. Историк-поляк писал совершенно справедливо: «как господин, он был ненавидим своими слугами. Как сосед, он был самым несносным. Как подданный – самым непокорным… он выступал против деспотизма, но себе позволял злоупотребления властью не менее чудовищные…» [324] .

В 1581 г. его очередной жертвой стал еще один ковельский боярин – Янко Кузмич Жаба Осовецкий. По приказу Курбского его вооруженные слуги напали на дом Янко, избили плетьми жену хозяина, выгнали все семейство из собственного имения , велев убираться вон. Только жалоба королю спасла Осовецких. Курбского вновь уличили в незаконных деяниях. Королевской грамотой ему было приказано немедля вернуть Осовецким отобранное имение и возместить все убытки. Примечательно, что когда специальный королевский чиновник явился к Курбскому, дабы уведомить его об этом, князь пришел в ярость, обругал посланника «неблагопристойными московскими словами» и выгнал прочь.

Правда, скоро одумавшись, Андрей Михайлович послал слуг догнать его и сказать, что он вовсе не противится «королевской воле»… [325]

Наконец, тогда же к королевскому двору отправили целую делегацию с жалобами на Курбского и ковельские крестьяне, обвинившие князя в самых зверских поборах и притеснениях, а также в том, что он отнимает у них земли и раздает своим людям [326] . Так что, выслушав их, король без всякого следствия сразу велел написать Курбскому приказ крестьян впредь не обижать и незаконных новых податей с них не требовать [327] … Последний факт особенно интересен и показателен тем, что еще задолго до этих событий, еще только готовясь предательски покинуть Отечество, князь Курбский в послании к монахам Печорского монастыря нещадно ругал Грозного за «оскудение дворян» и… «страдания земледельцев» [328] , то бишь крестьян. Когда же искренен был князь? Когда громогласно стенал о «невинных жертвах» царя или когда сам круто разбирался со своими (а равно и не своими) «людишками»? В отличие от Эдварда Радзинского, не вспомнившего ни об одном из вышеприведенных документальных свидетельств, мы опять-таки предоставляем читателю возможность сопоставлять и решать самому…

Ярким апрелем 1579 г. пятидесятилетний Андрей Михайлович Курбский снова женился – по счету уже в третий раз. Вероятно, стареющему князю снова захотелось тепла и уюта «семейного гнездышка», как мог бы выразиться неутомимый наш рассказчик, – но!.. Жаль. И этот романтический этюд, столь характерный для личности Курбского, тоже отсутствует в его повествовании.

Да, князь женился. Женился, нисколько не смутившись тем, что по законам православия (свою истую преданность которому неизменно подчеркивал, в том числе и в праведно-гневных посланиях царю) он не имел абсолютно никакого права вступать в новый брак, пока была жива его прежняя жена – Мария Голшанская. На сей раз избранницей Курбского стала юная сирота Александра Петровна Семашко, намного уступавшая Голшанской и в знатности, и в богатстве. Главное достоинство невесты заключалось в ее молодости, а также в том, что братья Александры, мелкие шляхтичи, еще до сватовства задолжали князю крупную сумму денег [329] . Это, по-видимому, и решило все дело. Свадьбу праздновали во Владимире (на Волыни) – громко, с размахом, как любил Андрей Михайлович…

Что и говорить, Курбский хорошо учел прежнюю неудачу. Новая супруга была молода, не слишком состоятельна, а потому безропотна. Князь был, наконец, доволен. Как явствует из его завещания, он называл Александру своей «милой малжонкой», хвалил за то, что она ему усердно служила, была верна и вообще вела себя благородно [330] . Уже через год, в 1580 г., Александра Петровна родила князю дочь Марину, а в 1582-м – сына Дмитрия.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже