Правда об Иване Грозном

Спору нет, предательство друга стало страшным уроком для Ивана. Но нельзя забывать, что это был не просто разрыв личных отношений. Андрей Курбский являлся ярчайшим представителем старой удельной аристократии и одним из высших военачальников. Его измена в тяжелый момент Ливонской кампании была прежде всего государственной изменой

, была дерзким вызовом

, означала, как пишет профессиональный историк, «открытое объявление войны царю со стороны княжат, и сам Курбский начал ее немедленно: и оружием публициста – своими посланиями, и непосредственным участием в войне – на этот раз уже на стороне врагов Русского государства» [337] . Иван Грозный лучше кого бы то ни было знал, сколь многочисленны и беспощадны те, от имени которых выступил его бывший друг, кого он громко именовал в своих посланиях «сильными во Израиле». Царю просто не оставалось иного выбора, как ответить на этот вызов не менее жестко…

Поскольку главной опорой княжат и бояр все еще оставались огромные земельные владения, где «у них были собственные военные силы, (где они) обладали безапелляционной судебной властью и были почти совершенно свободны от налогов… (разыгрывая) роль настоящих государей» [338] , то эту-то опору и решил Иван уничтожить. В отличие от указа 1562 г., которым, как, должно быть, помнит внимательный читатель, царь только ограничивал главные права вотчинников, теперь их старинные родовые владения намечено было полностью конфисковать в пользу государственной казны.

Естественно, боярская Дума никогда не дала бы своего согласия на сей гибельный для аристократии законопроект. Размышляя над ее возможными ответными действиями, государь не исключал даже такого поворота событий, что и сам он, и дети его вынуждены будут спасаться бегством за рубеж. И тогда, дабы не доводить до раскола, Иван пошел на то, на что мог пойти только очень умный, сильный правитель – правитель, пользующийся неоспоримой поддержкой народа и сам глубоко доверяющий ему. Именно народу, а не узкой кучке бояр предоставил царь решить дальнейшую судьбу страны (а вместе с ней и судьбу собственную). 3 декабря 1564 г. Иван Грозный с семьей, огромным обозом и ближайшими слугами покинул Москву, тем самым молча, без всяких показных деклараций свидетельствуя, что отказывается от престола. Официальную грамоту о своем отречении, равно как и Обращение к посадскому населению Москвы, царь отправил уже с дороги…

Эти грамоты действительно огласили на дворцовой площади, «перед всем честным народом», как пишет Эдвард Радзинский. Обосновывая в них свой уход, царь действительно «старательно перечислил» основные причины, вынудившие его оставить престол. И, право, стоило бы внимательнее вслушаться уважаемому нашему рассказчику в смысл того, что 3 января 1565 г. поочередно читали думные дьяки П. Михайлов и А. Васильев тревожно застывшим на пронзительно-колючем ветру черным людям «царствующего града Москвы». Ведь передавая вкратце содержание царских грамот, г-н Радзинский из «бесконечных обвинений» Грозного в адрес знати четко выделил (как главное) только одно – то будто бы, что «бояре отравили Анастасию и замышляли убийство детей его…». Но ежели раскрыть единственный первоисточник, повествующий об этих событиях (страницу 392 тринадцатого тома Полного собрания русских летописей), то сразу станет ясно: господин автор или что-то напутал, дав волю своей фантазии, или вовсе не работал с данным первоисточником: упомянутое «обвинение» там отсутствует .