Правда зеркала

Языки пламени танцевали, мерцая, и в них бушевала бесконечная война, люди шатались, кричали и падали на землю с ужасными ранами. Города горели, женщин насиловали и убивали, детей били о каменные стены, пока тела их, обмякшие и безжизненные, не обвисали как тряпочки. Бедект помнил все, что происходило. Ни разу он ни во что не вмешался.

«Этого не было в моем списке».

Люди, защищавшие гораздо лучших правителей, чем мелкие тираны-гефаргайсты, работая на которых было так легко сшибить деньгу, падали под топором Бедекта. Он переступал через них, как будто они ничего не значили. Всегда смотрел только вперед, всегда искал новой возможности заработать. И он заработал – хватило бы прожить десять вполне обеспеченных жизней, – но все спустил на шлюх и выпивку. Да, он частенько подумывал оставить эту жизнь, полную насилия и преступлений, но так этого и не сделал. Даже не попытался ни разу. Каждый свой провал он тщательно спланировал.

Он увидел Штелен и Вихтиха в заброшенном деревенском доме. Они сражались. Снаружи притаились гайстескранкены Геборене, они все туже затягивали петлю, их безумие насиловало реальность. Земля содрогнулась от отвращения и вздыбилась, чтобы поглотить ненавистных тварей, оскверняющих ее поверхность. Тысячи мужчин и женщин маршировали, не соблюдая строя, и начали падать, извиваясь и корчась. Темные мысли, которые таятся в сердце каждого, приобретали облик демонов, и те когтями прорывали себе путь наружу. Высоко в небе, невидимая за облаками, летала какая-то злобная тварь. Она сожжет их, расплавит тела до костей – и кости тоже. Его друзья умрут, и он ничего не сможет сделать.

– Я могу их спасти, – сказал Бедект.

– Их нет в твоем проклятом списке, – сказала Цюкунфт. – Меня нет в твоем проклятом списке. Я использую тебя и выброшу.

«Да плевать».

Но ему было не наплевать.

Бедекту вспомнился их разговор с Ферганген, когда та вылезла из зеркала. Действительно ли чувство вины лежит в основе его решений? Он вспомнил, как похитил Моргена, будущего бога Геборене, и как планировал убить мальчика, если понадобится. И все же почему-то он сделал все, что было в его силах, чтобы сохранить мальчишке жизнь. Он говорил себе, что все это было ради корысти, но почему-то это звучало фальшиво.

«Ты убил Штелен, чтобы защитить мальчика».

Он вспомнил, как лежал, обожженный пламенем хассебранд, и задыхался от зловония обугленной плоти. Он вспомнил, как удивлялся внезапному добавлению новых пунктов в свой список. И вот он сидит здесь, пытаясь исправить вред, который причинил мальчику, вместо того чтобы использовать бога, как должен был сделать с самого начала. Все потому, что…

«Треклятый список – это тюрьма».

Да пусть Ферганген заберет Цюкунфт. Что ему смерть безумной зеркальщицы?

Да пусть Морген делает с этим миром, что хочет. С чего бы Бедекту за это отвечать?

«Пусть маленький ублюдок сделает весь мир чистым и идеальным».

И Штелен с Вихтихом пусть катятся в пекло. Они увязались за ним, и что? Это привело их обоих к смерти. Так потом эти ублюдки еще и погнались за ним из Послесмертия. Вероятно, они хотят убить его, отправить его, вопящего, обратно в этот серый ад. Но все равно они ищут именно его. В их смерти будет виноват он.

Вина. Чувство вины. Самое вонючее конское дерьмо.

Морген заставил Вихтиха и Штелен плясать под свою дудку; всех его планов они не знали. Дураки.

– Ты дурак, – прошептала Штелен ему на ухо, – если веришь в это.

Она поцеловала его в шею, губы у нее были мягкие и теплые, такие, какими губы Штелен не были никогда. Только разве что в том облеванном переулке.

– Твоя любовь – это якорь, – сказал ей Бедект. – Вихтих прав: чувства – это способ манипуляции.

– Даже я в это не верю, – сообщил ему Вихтих в другое ухо. – Чувства – это сила, владеть которой мне никогда не хватало смелости.

«Дураки», – беззлобно подумал он.

Да пусть гайстескранкены Геборене убьют их обоих.

Мир принялся слегка покачиваться, словно Бедект ехал верхом. Он увидел Вихтиха, едущего рядом с ним. Перед мечником сидел Морген. Вихтих вез его так, когда они покидали Найдрих – а потом они все были убиты. Мальчик-бог смотрел на Бедекта широко раскрытыми, невинными глазами.

– Твои глаза лгут, – сказал Бедект.

– Нет, – ответил Морген.

Бедект хмыкнул.

«На самом деле да».

– Ты не можешь оставить меня в лапах Поработителя, – сказал Морген. – С чего ты взял, что можешь повернуться спиной к своим друзьям?

– Ты мне никогда не нравился, – ответил Бедект мальчику.

Морген рассмеялся и исчез.

Бедект выяснил, что сидит верхом на Говна Куске. Он схватился за рукоять меча, как утопающий цепляется за подвернувшуюся под руку корягу. Мир сошел с ума и пытался утащить его за собой.

– Я в здравом уме, – сказал он миру, не обращая внимания на галлюцинации, бушующие вокруг него. Безумная пародия на воспоминания из далекого прошлого.

Цюкунфт, бледная от беспокойства, ехала рядом с Бедектом.

– И скольких из этих шлюх ты любил? – спросил кто-то.

– Всех, – ответил Бедект, не уверенный, что лжет.