Свадьба была невесёлая. Сторона жениха держались особняком, еврейские гости чувствовали себя не в своей тарелке. На столе в огромном блюде стояла жирная жареная свинья с мёртвым оскалом, как символ чего-то очень страшного. Хана скромно попросила убрать свинью со стола, так как на свадьбе будут евреи, которые, как известно, свинину не едят, но сватья лишь усмехнулась и вставила свинье в пасть веточку петрушки. Пришлось накрыть другой стол для евреев. И всю свадьбу отец и мать Алексея, проходя мимо сына, шептали: «Вот, началось! Они с нормальными людьми даже за стол сесть не могут!»
После свадьбы молодые переехали в соседнюю Львовскую область, в колхозное село, подальше от всех.
Молодая семья жила дружно, Хана в их жизнь не вмешивалась, но и с родителями Алексея практически не общалась. Дети ездили в гости к родным, благо недалеко было, и почти всегда возвращались домой расстроенными. Но ничего не могло омрачить их счастья, к тому же в молодой семье случилась радость: Этя забеременела. В положенный срок она родила сына, но имя мальчику так и не успели дать, потому что началась война.
Глава третья
Весь городок был на ногах. Как же, беда пришла откуда не ждали! Никто толком не знал, что такое эта война, разве что старики, воевавшие в Первую мировую. Но даже они не могли себе представить, что ужасы той войны не пойдут в сравнение с ужасами этой, предстоящей…
Фашисты взяли село, где жили Этя и Алексей Ющенки, практически без единого выстрела. А тут ещё вернулись те, кого советская власть за «заслуги» сослала далеко-далеко, в лагеря. Из этих «возвращенцев» немцы и набрали старост и полицаев. Никто их насильно не принуждал: люди, а вернее нелюди, сами приходили и просились на службу к фашистам.
Алексей был мобилизован в армию ещё до прихода немцев, и перед самым уходом упросил Этю поехать с ребёнком к его родителям. «Этя, там тебе будет спокойнее, а я буду здесь спокоен за вас», – сказал он жене. До села уже доходили слухи, что творят немцы с евреями.
Ночью, когда все спали, Этя завернула малыша в одеялко, наспех покидала вещи в сумку и пешком пошла в то село, где жили родители мужа. Вы думаете, молодой женщине было не страшно идти с младенцем на руках и с сумкой? Ещё как страшно, но она шла, ибо понимала, что должна спасти малыша, чего бы ей это ни стоило. Этя обещала Алёше, что спасёт мальчика, а она привыкла выполнять свои обещания. Эте повезло – её подобрала какая-то случайная подвода, и перед самым рассветом она подошла к дому свёкров. Уставшая женщина постучала в окно. Прислушалась: в доме было тихо. Постучала ещё раз, сильнее. Вспыхнул свет, и в окне показалась голова свекрови. Потом голова пропала и Этя, оставив сумку под окном, подошла к двери. Дверь открылась и на порог вышла женщина, укутанная в шаль.
– Чего тебе? – зло спросила свекровь.
– Это я, Этя! – женщине почему-то показалось, что свекровь её не узнала.
– И шо, шо Этя? Ты откуда взялась с утра пораньше?
– Я очень устала. Можно, мы войдём, мама?
– Какая я тебе мама? Ишь, мама! На тебе, мама! Пошла отсюда, жидовская морда!
– Что вы такое говорите? Я же Этя, жена Алёши, а это внук ваш!
– И шо, шо жена? У него таких жён знаешь, сколько будет!
В дверном проёме появился свёкр. Мрачным взглядом он посмотрел на невестку и сказал жёстко:
– Пошла откуда пришла! Внук, говоришь? Нам это жидовское дитя не нужно.
Так и сказал. А потом добавил:
– И чтоб духу я твоего не видел!
Потом зло посмотрел на жену и сказал:
– А ты двери закрой. На хватало, чтобы немцы прознали, что мы у себя жидов прячем.
И они захлопнули дверь перед убитой горем Этей. А тут ещё и малыш, как назло, заплакал. Этя отчаянно стала колотить кулаком в дверь, но ей ответила лишь тишина своим зловещим молчанием. Этя присела на скамейку, чтобы покормить орущего мальца. Он был в мокрых пелёнках, и Этя, достав из сумки сухие, прямо на скамейке перепеленала мальчика. Малыш сосал грудь, а Этя смотрела на сына и слёзы текли по её щекам. Измученная и убитая горем молодая женщина встала, устало взяла сумку и пошла, что называется, куда глаза глядят.
На окраине села, в ветхом, покосившемся от старости доме, который больше напоминал сарай, жила селянка Горпина. Она всегда жила на отшибе, и люди её недолюбливали. А недолюбливать Горпину было за что: у неё было шестеро детей от разных мужей. Порядочные женщины Горпину презирали и сторонились: они совсем не были уверены в том, что Горпинины дети не имели отношения к их мужьям. Сказать, что Горпина жила бедно, – не сказать ничего: дети ходили в лохмотьях, донашивая одежду друг за другом, питались абы чем, но были очень дружны между собой. Они понимали, что когда весь мир сплотился против них, то хотя бы внутри их маленького, необустроенного государства должен быть мир и покой. Жалостливые соседи, видя этих оборвышей и понимая, как им не повезло с мамашей, подкидывали детям поношенную одежду и какую-то еду.
Сама Горпина работала в колхозе учётчицей и плевать хотела на все пересуды односельчан.