Правдивые истории еврейского местечка Черняхов

Анекдоты – это народная мудрость. Еврейские анекдоты – это особая мудрость, да простят меня все не евреи, которые будут читать эту главу. Эта мудрость граничит с желанием убедить весь мир, что «мамы всякие важны», но еврейские мамы важны как воздух, как кислород, что без этих мам с их строгостью, мудростью и обожанием ребёнку просто не выжить в нашей суровой действительности.

История, о которой я хочу вам рассказать, описанная Идлом Айзманом в своей тетради, о еврейских мамах, которые как раз таки из первой строчки: «Мамы разные нужны…». Имеющий уши да услышит, друзья мои, имеющий глаза да прочтёт…

Медленно-медленно по степям Казахстана шёл состав. Пассажиры в вагоне номер девять были шумными, несговорчивыми, то и дело вспыхивали ссоры, иногда слышался смех и, несмотря на жутчайшую тесноту, по переполненному вагону каким-то непостижимым образом умудрялись бегать дети. Кто мог ехать в этом поезде, если он шёл в Казахстан? Старики, женщины и дети. Мужчин практически не было в этом вагоне, да и во всём поезде их было раз, два, и обчёлся. Это были эвакуированные люди, которые еле-еле успели собрать ручную кладь, покидали в баулы и чемоданы самые нужные вещи и документы, у кого были – деньги и ценные вещи, и ехали они осваивать новое место жительства. То тут, то там раздавалась русская, еврейская, белорусская, украинская речь.

Люди выглядели измученными и исхудавшими. Они вылезали на коротких остановках из поезда, чтобы раздобыть еды и хоть немного воды, или для того, чтобы просто подышать свежим воздухом: в вагоне стоял невыносимый смрад. И всё же они ехали жить, в отличие от тех, кто уже никуда не ехал, а остался лежать в сырой земле. Все дети в поезде чесались, ибо есть такие гнусные насекомые – вши. Вши – очень живучие твари и вытравить их не так просто: без керосина сделать это было невозможно. А о том, чтобы раздобыть керосин, не могло быть и речи. Поэтому, когда поезд останавливался, люди выскакивали на перрон и трясли одежду, пытаясь очистить её от паразитов.

Внимание всех пассажиров этого вагона привлекала пара с ребёнком: офицер, его дама и их сын. Несмотря на страшную, невыносимую тесноту, семья занимала отдельный угол в самом конце вагона и, когда уставшие от тесноты люди попытались потеснить семейку, офицер достал пистолет и очень тихо сказал, что он выполняет спецзадание партии и правительства. Так и сказал:

«Если кто сделает хоть одну попытку помешать выполнять это ответственное задание, будет расстрелян на месте без суда и следствия». Потом он достал какую-то бумагу, видимо, очень важную. Повертел ею перед вагонной общественностью и засунул обратно в планшет. Недовольные люди разошлись по своим местам и доложили остальным, ожидающим парламентариев, о каком-то важном задании партии. Больше на то место, где расположился офицер, никто не покушался.

В соседнем отсеке, набитом людьми, с самого края сидела болезненного вида еврейка с девушкой лет шестнадцати. Маму звали Рохл, а дочку Лея. Это была самая настоящая «аидише мамэ», которая то обнимала девочку и заплетала ей косу, то ругалась на неё почём зря. Но когда мимо прошла, вернее, протиснулась какая-та женщина, пробиравшаяся к туалету по всему вагону, и случайно зацепила Лею, да так, что девушка свалилась в проход, Рохл кричала и сыпала проклятьями так громко, что их слышали люди в двух соседних вагонах, под номером восемь и номером десять.

Офицер и его жена настолько были заняты друг другом, что никого вокруг не замечали.

«Смотри, Лея, доченька, вот это любовь! Когда-нибудь ты тоже, моя мэйдэлэ, встретишь своего мужчину, достойного во всех отношениях, твой папа вернётся с войны героем, и мы справим тебе свадьбу! Я собственноручно пошью тебе самое красивое платье, и мы позовём много гостей. И Лейбэ с Сарой, и Мотю с Ентой, и всех-всех… А вот эту адиётку Дину Гольдберг я не позову, пусть даже и не настаивает!»

«Мама, о чём ты говоришь? О какой свадьбе? О каких гостях? Сарочку убили прямо на улице, а Дину отвели в лес, и она больше оттуда не вернулась…»

«Ой, я тебя прошу! Если их убили, так что, ты думаешь, что их уже нет? Конечно, они придут к тебе на свадьбу, доченька!»

«Деточка, твоя мама, кажется, немного не в себе», – прошептала женщина, которая сидела напротив.

«Займитесь-ка вашим вшивым сыном, золотко», – тут же парировала, Рохл.

К Лее подошёл мальчик из соседнего угла, который занял офицер под выполнение ответственного задания партии. Мальчонке было года два, и в руке он держал кусочек сахара. Он посмотрел на Лею и улыбнулся ей своей милой мордахой. В отличии от других детей из этого вагона, малыш был чистый и вызывал большое желание обнять и погладить его.

«Аркашка, иди сюда! Противный мальчишка! Ты куда ушёл? Мама сказала не уходить далеко!» – окликнула мальчика женщина.

«Да никуда он не денется, Мила. Пусть побродит».

«Вадим, ты с ума сошёл? Он сейчас вшей насобирает!»

«Выведешь, дорогая. Пусть себе стоит. Видишь, он дальше не идёт?»