Правила одиночества

Ночь Караев провел в «обезьяннике», в компании бомжей. Бессонная ночь спровоцировала приступ мигрени, и мозг его раскалывался от боли. Дежурным был офицер по фамилии Дзгоев – так он представлялся, отвечая на звонки. По всей вероятности, он был осетин. Дзгоев разрешил Караеву позвонить адвокату. Но мерзавец адвокат оказался на даче и приехать не мог, так как был выпивши. «Ты уволен», – сказал ему Караев и ПОЛОЖИЛ трубку. Капитан с сочувствием смотрел на него.

– Может, отпустишь? – спросил Караев. – Другом стану.

Капитан покачал головой:

– Если бы из нас двоих кто-то был русский, это еще сошло бы с рук, а так – нет, – тихо сказал он.

– Понимаю, – согласился Караев и вернулся за решетку.

Но утром его неожиданно отпустили. Выйдя на крыльцо, он с наслаждением вдохнул холодный осенний воздух – на улице моросил дождь. Неуверенно ступая, прошел через двор мимо перекуривающих возле патрульных машин милиционеров. У ворот отделения милиции стояла женщина под зонтом.

– Пустите под зонтик, – попросился Караев и в следующий миг узнал Севинч.

– Конечно, – ответила она, – подходите.

– Вот так встреча! – изумился Караев. – Как вы здесь оказались?

Женщина пожала плечами.

– Я виноват перед вами, – заговорил Караев, – обманул. Правда, это был форс-мажор, но все равно простите меня, – засмеялся, – мне это напоминает сцену из американского фильма: герой выходит из тюряги, а на улице его ждет женщина, которую он и не надеялся увидеть. Меня это всегда умиляло. Однако я готов искупить свою вину и дать вам интервью прямо здесь.

Знаете, каким был основной принцип древнегреческой философии? Здесь и сейчас! У меня даже есть оригинальное название для него: «Репортаж с петлей на шее». Как вам? Нравится?

– Это уже было, – сказала Севинч.

– Как – было? Я только сейчас его придумал! Надо же, на ходу подметки рвут, что ты будешь делать? Недавно я рассказывал историю одной знакомой, придумал такое хорошее название, «Любовь и голуби», а мне говорят, – уже было. Прямо как вы сейчас. Обидно, да!

– Ну и вид у вас, – заметила Севинч, – а вам не холодно?

Караев дотронулся до своего лица, затем сделал несколько движений, отряхивая брюки. Вчера он выскочил из офиса без пальто.

– Да, – согласился Караев, – душераздирающее зрелище. Если бы вы еще знали, как у меня болит голова!

– Знаю, у меня самой болит голова, мне легко в это поверить.

– И все-таки, как вы здесь оказались? – повторил Караев.

– Мы так и будем здесь стоять? – спросила Севинч. – На нас смотрят.

Караев оглянулся: милиционеры с любопытством, негромко переговариваясь, разглядывали их.

– Они смотрят не на нас, а на вас, – уточнил Караев.

– С какой стати им смотреть на меня?

– Вы красивая женщина, а милиционеры – мужчины.

– Я как-то об этом не подумала, и все же давайте уйдем отсюда.

– У нас в Азербайджане разглядывают еще пристальней. Кстати, здесь недалеко есть кинотеатр с сохранившимся чудом с советских времен названием. Всякий раз, когда я проезжаю мимо него, меня охватывает ностальгия.

– Как он называется?

– «Баку».

– Да, действительно.

– Там есть кафе. Я думаю, в нем будет уютно.

Караев грустно улыбнулся.

– Вот произнес и подумал: какое это беззащитное слово – уют! Человек в форме с незаконченным средним образованием всегда может засунуть тебя за решетку и лишить уюта.

Он зябко поежился и поднял воротник пиджака.

– Вставайте под мой зонтик, – сказала Севинч.

В кафе сели за столик с видом на небольшой водоем, в котором плавала одинокая утка.

– Чай, кофе? – спросил Караев.

– Чай. А эта утка живая?

– Нет, муляж с моторчиком.

– Вы шутите!

– Да. Выпить не хотите? – предложил Караев, жестом подзывая официантку.

– Нет. Я не пью, – отказалась Севинч.

– А я выпью, если вы не возражаете.

– Я думаю, что вам это просто необходимо.

– Как приятно иметь дело с такой понимающей женщиной! – сказал Караев, и подошедшей официантке: – Принесите нам чаю с лимоном, рюмку коньяка… Кстати, какой у вас коньяк?

– «Арарат», очень хороший, – сказала официантка.

– Не надо, – наотрез отказался Караев, – какой еще?

– Есть «Шустовский», прекрасный коньяк, принести?

– Ни в коем случае. Это, чтобы вы знали, тоже армянский, только замаскированный.

– Ну что вы, – возразила официантка, – Шустов – это известный дореволюционный промышленник.

– Правильно, но коньячный завод, принадлежавший ему когда-то, находится в Армении. Я не понимаю, в чем дело, почему в кафе «Баку» подают армянский коньяк? Это что же, пятая колонна? Дайте жалобную книгу!

Официантка недоуменно пожала плечами.

– Есть еще «Кизлярский», но три звездочки.

– Ничего, сойдет, – сказал Караев, – несите «Кизлярский», а жалобную книгу не надо. Пирожные есть?

– Блины есть, – сказала официантка, – с икрой, медом, красной рыбой.

Караев обратился к Севинч:

– Вы блины с чем будете?

– Ни с чем, я блины терпеть не могу.

– Блины мы не будем, унесите, – распорядился Караев.

– Так я же еще не приносила, – почему-то обидевшись, сказала официантка.

– А вот это зря. Ну да ладно, несите чай.

Официантка, закрыв блокнотик, сунула его в карман фартучка и ушла.

– Вы на меня не смотрите, я завтракала, съешьте что-нибудь, – попросила Севинч.