Правильный вопрос

Пока люди договаривались о простом и понятном, в написании общих правил не было особой необходимости. Надо было сделать так, чтобы и покупатель и продавец одинаково увидели предмет сделки хотя бы в основных чертах. В качестве самого доступного орудия арбитража использовался эталонный образец. К примеру, на сезонной ярмарке, посвященной продаже шерсти, выбирался один тюк с «правильным» объемом и качеством. Торговалось всё, что было не хуже и не меньше образца, и оставалось только определиться с ценой. Если при этом кто-то пытался подсунуть товар хуже эталона, то с продавцом поступали со всей непосредственностью, свойственной Средневековью.

Когда речь заходила о сложных предметах, то их разбирали индивидуально, полагаясь на опыт, репутацию и тщательно оберегаемые профессиональные секреты, которые по факту могли оказаться фальшивкой. Математические инструменты для измерения и описания предмета сделки были еще не созданы, а какие-то из них остались под обломками эллинистической культуры, разрушенной слишком рьяными христианами. Еще не применялись метрические системы и почти не было расчетов, способных описать и повторить удачное решение. Перенести его с объекта на объект мог только его автор, да и то не всегда. Так, при строительстве первых готических храмов основой всего была палка определенной длины в руках архитектора, с помощью которой он отмерял «магические» пропорции, наработанные практикой. Пропала палка – считай, что пропал целый собор.

В XVI веке наступила эпоха географических открытий. Основным полем для технического соперничества стало море, а решающим аргументом – массовое строительство вооруженных парусников, которые помогали эти открытия использовать.

Никто не мог уверенно рассчитать водоизмещение будущего корабля. На берегу строился пустой корпус, и оставалось выяснить, на какой высоте в нем можно прорезать пушечные порты и настелить палубы. Скорлупа с распорками спускалась на воду, нагружалась, и потом, уже на воде, достраивался почти весь корабль. Залогом успеха была вера в наработанные на практике канонические пропорции и тайные знания, передаваемые от мастера к мастеру. Если кораблестроителю не хватало авторитета и самоуверенности, чтобы померяться ими с важным заказчиком, то ценой уступчивости были сотни человеческих жизней и потеря внушительных инвестиций. Так случилось с кораблем «Ваза», в постройку которого слишком активно вмешивался «Лев Севера» – Густав II Адольф. Король-полководец хотел много пушек, и он их получил – корабль отправился в первое плавание, дал из этих пушек салют, потерял устойчивость и пошел ко дну на глазах у публики. Зато у нас есть возможность увидеть в Стокгольме это чудо из 10 000 дубовых стволов, поднятое на поверхность четыре века спустя.

Прорыв произошел не так давно – только в XVII веке. Очень кстати вспомнили про Архимеда, Кеплер заинтересовался объемом винной бочки и нашел в ней интегралы, а Стевин нарисовал равнодействующие и ввел десятичные дроби… Догмы понемногу размывались, появлялись инструменты, которые собрал вместе для решения одной практической задачи англичанин Энтони Дин. Наглецу еще не было тридцати, когда он по чертежам рассчитал водоизмещение, определил положение палуб и прорезал борта у своего первого линейного корабля еще на стапеле.

Он рискнул и выиграл. При спуске корпуса на воду Дин в компании с Архимедом, Галилеем и Кеплером оказался прав. Сначала водоизмещение, а потом и другие самые важные характеристики корабля уже не надо было угадывать – появилась возможность их задать и рассчитать.

В Англии опыт сэра Энтони позволил спускать на воду почти готовые корабли, и в течение нескольких десятилетий этому примеру последовала вся Европа. Возможно, стало меньше шедевров и выдающихся образцов, но наконец-то желаемого стали добиваться более простым и логичным способом, который можно тиражировать. Один специалист мог повторить успех другого без слепого подражания, используя разработанную коллегой математическую модель. Расчеты стали рабочим инструментом, вытеснившим «магические» пропорции вместе с методом проб и ошибок.

Прошло два столетия, прежде чем человечество сделало следующий шаг и плоды прогресса стали доступными для широкого круга неспециалистов. В XIX веке распространение паровых машин сдерживало одно неприятное обстоятельство: ошибка, допущенная при изготовлении или в ходе эксплуатации, превращала агрегат в бомбу приличной разрушающей силы. У многих, кому нужна была энергия пара, не хватало ни времени, ни желания разбираться в тонкостях, а рисковать жизнью никто не хотел. Понадобился специально обученный человек, способный решить эту проблему.