Правитель империи

Джерри надел легкий шерстяной костюм — бежевые шорты и безрукавка — и по однажды проложенному им пятимильному маршруту отправился трусцой. «Бег трусцой, — думал он, то и дело встречая трусивших навстречу знакомых, бросая им краткое „хай“, — с легкой руки новозеландцев распространился по всему миру. Даже в Новосибирске бегают, видел своими глазами. Каждый, как и я, верит в этот бег, считая его панацеей от всех заболеваний, болезней, недугов — инфаркта, туберкулеза легких, внематочной беременности, гипертонии, даже рака. Великая сила — вера… Как там моя Рейчи проходит отбор? Какая пустая забава все эти конкурсы „королев красоты“, „мисс штата“, „мисс Америка“, „мисс Мира“, „мисс Вселенной“. Сколько, однако, треволнений, слез, интриг и интрижек, подсиживаний и ликований! Как мне хочется, чтобы моей девочке повезло. Хотя шансов у нее никаких. Абсолютное неумение быть объективным один из самых распространенных человеческих недостатков. Не красавица, нет. Предварительный отбор она, пожалуй, пройдет, там они только фигуру оценивают. Дальше — нет. То есть, никаких призов, никаких ступенек пьедестала почета. Опять расстроится, бедняжка… Какой прозрачный, душистый воздух. Прямо чувствуешь, как он забирается в самые дальние закоулки легких. И ветерок великолепен. О, раздались звуки оркестра! Утешительный мотивчик для выбывающих из конкурса и вдохновляющий для еще участвующих. Любопытно, что было бы с нашей легкой музыкой, если бы не негры. И вообще — появился бы на свет божий джаз? Да и в спорте они кой-чего могут. Кстати, пора мне с Беатрисой поговорить напрямую. Все шушукаются по углам, что моя дочь связалась с черномазым. думают, я ничего не знаю.

Мне надоело разыгрывать из себя непосвященного в тайну, которую смакуют знакомые на обоих побережьях. Отца его я помню, в Женеве встречались. А вот с сыном и с Беатрисой — порознь, естественно — буду беседовать сразу по возвращении в Нью-Йорк. Свобода — свободой, любовь любовью, а брак — браком. И все это вещи разные, дети мои. И чем скорее вы поймете это, тем будет лучше в первую очередь для вас самих. Имея отцом Джерри Парсела, нельзя выходить замуж за цветного.

Нель-зя… А какие же сукины дети все эти Прайсы, Дорси, Блейзы! Мне угрожают. не прямо, не в лоб, но угрожают. И этот Маркетти — кто он, мафиози, связанный с ФБР, или наоборот? И что у него за задание — следить? За кем? Убить? Кого? Что ж, долго это неведение продолжаться не может…».

Приняв прохладный душ и наскоро позавтракав, Джерри засел за рукопись. Писалось спокойно и, как всегда, не быстро…

В четверть второго прибежала возбужденная Рейчел. «Прошла!» — Джерри услышал ее торжествующий возглас, как только она очутилась в гостиной. Он поспешил ей навстречу. И успел увернуться от туфли, которую Рейчел метнула с ноги через всю гостиную прямо в противоположную стену. Вторая туфля ударилась в потолок. Рейчел по-мальчишески громко свистнула, бросилась Джерри на шею, закружила его, повалила на ковер. «Из ста двадцати двух отобрали двенадцать. И я — среди них! Если бы ты видел и слышал, что там творилось — слезы, ругань, оскорбления, обвинения в небескорыстном патронаже, взяточничестве. Смех! Члены жюри — все старожилы Рощи. Какие уж тут взятки!».

Джерри со сдерживаемым удовольствием внешне спокойно слушал жену. «При всем равенстве как любят женщины игру и все составные части игры в королеву, верховную жрицу, богиню, подумал он. — Есть и другая сторона медали — любому человеку так свойственно стремление к самоутверждению. Достигают егопо-разному: силой, умом, красотой. Суть же одна — крикнуть погромче: „Люди, смотрите, какой я!“. Моя славная, смешная Рейчел уже на седьмом небе. Попасть в первую дюжину из ста двадцати участниц — это ли не самоутверждение? Но честолюбие не знает пределов и, тем более, не слушает разума. Вечером будут слезы. Иначе и быть не может — в Роще полно девиц и моложе и красивее ее. Наверняка, одиннадцать из дюжины — именно они или приезжие красотки. Однако, добровольно отказаться от участия в финале Рейчел было бы труднее, чем пережить новый Потоп».