Правитель страны Даурия

Презрительно опущенные уголки губ капитана застыли в оскорбленно-возмущённой мине, выражение которой на лице хозяина обязывало Семёнова вспомнить, кто есть кто. То есть кому казачок служит и кем оплачиваются все те загулы и увлечения, которыми он скрашивает свое великое маньчжурское безделье за спинами японских солдат.

– Не могу понять, о чем вы, господин полковник, – обратился командующий к Исимуре, поскольку капитан начал с перевода его слов.

– Ваши офицеры и вы лично постоянно возмущаетесь по поводу того, что Квантунская армия не начинает наступления и даже не собирается переходить русскую границу, – продолжал уже сам Куроки.

Ситуация с переодеванием генерала Судзуки была патовая: всем давно было известно закулисье, да и для «капитана» не оставалось секретом, что он давно раскрыт. Тем не менее тот предпочитал выступать в роли вежливого, чинопочитающего переводчика, давая понять, что игра эта предназначена для всех офицеров, политиков и коммерсантов, с которыми ему здесь приходится иметь дело. А еще он предпочитал демонстрировать полное пренебрежение к тому, известно ли командующему, кто перед ним, или не известно.

– Армия – на то и армия, господин капитан, чтобы жить с войны, а не с подачек, в соболях-алмазах, – переминался Семёнов с ноги на ногу, ожидая, когда восседавшие в плетеных креслах японцы великодушно предложат ему присесть.

– Воюет не армия, воюет император, – назидательно объяснил Исимура, прекрасно понятый Семёновым и без переводчика. – К тому же существует разработанный Генштабом и самим императором утвержденный план «Оцу»[44]. Вы знакомы с этим проектом?

– Знаком-то я знаком, но… – иронично подергал левой щекой Семёнов.

Он прекрасно помнил, что в соответствии с тем планом его пятнадцатитысячная к тому времени армия, которую поддерживали не только японцы, но и Чанкайши, должна была прорвать советскую границу в районе Могоча и повести наступление в направлении Якутска. Затем, перегруппировавшись и пополнившись людьми из русских поселений в верховьях Лены, он должен был бросить свои части на Байкал, полностью парализовав при этом байкальский участок Сибирской железной дороги.

Кроме того, в Якутии ему следовало создать отряды местных национальных сил, постепенно очищающих всю республику от красных и провозглашавших независимую территорию под протекторатом Японии. А в Прибайкалье – вобрать в состав армии отряды бурятов и монголов, с помощью которых ему позволялось создание Великой Даурии.

Этот план очень нравился барону Сухантону, в свое время одному из адъютантов императора Николая II. Он даже не прочь был стать правителем «независимой Якутии», которая бы со временем основала костяк Сибирской России, или возглавить её правительство. Причем тогдашний командующий Квантунской армией, генерал Тачибана, тоже был настроен решительно[45]. В Гражданскую он командовал японской группировкой войск в Сибири, неплохо знал Приамурье, а главное, стремился взять реванш у красных. Семёнов не сомневался, что именно этот генерал станет имперским наместником в Сибири, поэтому постарался наладить с ним самые тесные отношения.

Со временем его сторонником стал и начальник штаба Квантунской армии – полковник Итагаки, дружба с которым открывала атаману двери в офицерское общество японцев «Сакура-кай»[46]. Кстати, благодаря Итагаки атаману удалось познакомиться и с военным министром располагавшегося в Нанкине правительства Чанкайши, заместителем этого правителя Хо Иншином, который тоже обещал помочь, как минимум, десятью тысячами штыков. Хотя его германские советники были решительно против этого, поскольку участие в данной операции, даже в качестве советников, могло осложнить отношения между Красной Россией и Германией.

То есть атаман Семёнов делал все возможное, чтобы план «Оцу» хоть в какой-то степени начал осуществляться, но, увы!..

– Штаб Квантунской армии не может начать наступление, пока не будет получен приказ, – вновь перехватил инициативу Куроки.

– Но этого приказа, судя по всему, так и не поступит. А война с германцем вот-вот закончится, в соболях-алмазах, – ожесточился Семёнов. Коль уж эти япошки решили наступить на его душевные мозоли, пусть выслушают все, что он о них думает.

– Война может закончиться еще раньше, чем вы предполагаете, может закончиться…[47], – Судзуки-Куроки оставался верным своей привычке повторяться.

– Еще бы! Ваш министр иностранных дел Сигемицу постарается. Вместо того, чтобы навалиться на Дальний Восток и, пока большая часть советских войск увязла в сражениях на Западном фронте, диктовать здесь свою волю, господин Сигемицу все пытается убедить Гитлера, что ему во что бы то ни стало следует заключить с коммунистами почетный мир.

– Да, почетный мир… – Судзуки то ли подтвердил, то ли переспросил, главком так и не понял.

– Какой офицер Русской освободительной армии способен осознать такое? И как я могу объяснять это своему воинству? Но объяснять-то все равно должен, в соболях-алмазах.