– Сведения, поступавшие от наших агентов, засвидетельствовали лишь тот факт, что его группа с боями дошла до Байкала. О том, как именно он прошел Сибирь до самого Урала – можем лишь догадываться. Хотя то, что он и в самом деле прошел её – уже факт. Где он потом бродил по российским равнинам, сие мне, в соболях-алмазах, неведомо. Письменного отчета от него не поступало, да этого и не требовалось. А вот, как реагировали на его появление в пределах рейха германские газеты и власти – это нам, как и вам, господа, известно из газет.
– Мы знаем, газетчики были восхищены, – сухо признал Судзуки.
– Они все еще восхищены, – уточнил Семёнов. – Верится, что и Европу этот казак тоже со временем одолеет, а возможно, и Америку. Есть в нем что-то такое… не позволяющее поставить рядом с ним сотни других рубак, есть…
– В свое время и мы получили от одного из агентов сообщение, что появление Курбатова зафиксировано в Воронеже, в зоне действия нашей тамошней агентуры. Больше сведений не поступало, больше сведений… Но пока он странствовал, германцы отходили все дальше на запад. Возникало опасение, что переходить линию фронта Курбатову придется уже под Берлином. Это, знаете ли, сразу же свело бы на нет все наши усилия, свело бы на нет…
– Так что будем предпринимать, в соболях-алмазах? Послать еще одну группу, но уже через Казахстан? И чтобы маршем, без диверсий?
– Вам нужно послать несколько групп. Больших групп. Не в Германию, а туда, за Амур, – вновь заулыбался Судзуки. – Мы создали армию Семёнова здесь, а нужно было – за Байкалом и на Дальнем Востоке.
– Но нам не удастся создать там целую армию. Кое-какое подполье – да. Небольшие отряды могут просуществовать месяц-другой, да и то лишь в ожидании наступления. Что ни говори, а зимой в сибирских лесах долго не попартизанишь.
– Нужно формировать боевой корпус за Байкалом, – въедливо улыбался собеседник, указывая корявым пальцем куда-то в пространство, словно бы и не слышал объяснений командующего. – Когда начнет воевать корпус, армия Семёнова тоже пойдет за Амур. Вы ведь этого хотите, генераль? – слово «генерал» Судзуки так по-настоящему и не освоил, хотя в последнее время – очевидно, благодаря общению с белоэмигрантами, – русский его стал намного чище и богаче. Вот только слово «генераль» у него по-прежнему звучало на французский манер.
– И что мы там станем делать, позвольте вас спросить? Пока мы поднимем восстание, Советы разделаются с Гитлером и перебросят к Амуру столько дивизий, что те сапогами нас затопчут. Фронтовиков бросят, прошедших всю Европу, победителей! Какие силы я смогу противопоставить им, если ваша Квантунская до сих пор ни одного брода через Амур не прощупала?
– Мы вам поможем, господин генераль, мы вам… Мы дадим вам оружие. Вы сможете мобилизовать свой русский резерв…
«Да они же предают тебя, в соболях-алмазах! – вновь вспылил Семёнов, поняв, к чему клонит Судзуки. – Они вышвыривают тебя за дверь, как шелудивого пса – на съедение голодной волчьей стае. Вот чем они платят тебе за всю твою службу! Сабельно, азиат вашу мать, сабельно…»
– Коль уж выступать за Амур, то вместе, господин генерал, – впервые за весь разговор употребил Семёнов тот истинный чин, в котором пребывал мнимый переводчик.
– Генераль? – удивленно переспросил «переводчик».
– Да, вы – и есть тот самый генерал Судзуки. Мне это прекрасно известно. И впредь давайте говорить как генерал с генералом.
Какое-то время он оцепенело смотрел на атамана, не зная, как следует реагировать на такое признание. Затем неожиданно взорвался:
– Правильно, я – генераль Судзуки. Но впредь вы, генераль Семёнов, будете знать только то, что вам надлежит знать. Сейчас надлежало знать, например, что я – капитан-переводчик Куроки.
– Если передо мной все еще находится капитан Куроки, тогда разговора у нас не получится, – закусил удила и главком. – С капитанами японской армии, да к тому же с переводчиками, я подобные темы не обсуждаю и операции за Амуром тоже не планирую. Не положено. Ранг и полномочия у капитана-переводчика не те, господин Судзуки, Куроки или как вас там на самом деле. Тем более что беседа наша проходит тет-а-тет.
Японец понял, что русский атаман прав, однако еще какое-то время продолжал отрешенно всматриваться в пространство за окном, словно монах, входящий в глубинную стадию нирваны.
– Правильно, беседа проходит тет-а-тет, – наконец примирительно проворчал он.