Правитель страны Даурия

«А хорошая была бабёнка, при ноге и всем прочем… – подумалось ему. О том, как эта «бабёнка» чуть не лишила его жизни, генералу вспоминать почему-то не хотелось. – Испохабили её эти азиаты, а можно было бы и самому «допросить»…»

– И что удалось выпытать у неё, подполковник?

– Что послана сюда со специальным заданием, извините, убить командующего белогвардейской армией. При этом действовать должна была, исходя из ситуации: застрелить, отравить, подложить мину, натравить на вас одного из офицеров. Я все верно изложил? К вам обращаются, мадам!

– Скоты, – едва слышно проговорила террористка. – Какие же вы скоты!

– Вы, сударыня, пока что не в состоянии понять, что если бы к вам начали применять сугубо национальные методы пыток: например, бить палками по пяткам, сажать на подрезанные ростки бамбука или на муравейник, растягивать на канатных подвесках, то обо всем, что с вами происходило до сих пор, вы вспоминали бы, как о райском сне.

– Он прав, мадам, – проворчал главнокомандующий. – Вы должны были знать, куда и с какой целью шли.

– А вы считаете, я не понимала этого? – едва выговаривала слова обреченная. Некогда красиво очерченные губы её распухли до предела, и просто непонятно было, как она умудряется владеть ими при попытке произнести что-либо членораздельное.

– Тогда что же вас возмущает?

– К своей гибели я шла совершенно осознанно. Убить вас вызвалась сама, и тоже вполне осмысленно.

– То есть хотите сказать, что сами попросили направить вас в Маньчжурию, чтобы убить меня? – тяжело опустился на один из двух стоявших здесь стульев генерал.

– Представьте себе… Другое дело, что НКВД давно искал такого человека. Вот я и подвернулась.

Семёнов устало, по-стариковски развел руками, давая понять, что в таком случае ничем не способен помочь ей. Даже не в состоянии посочувствовать.

– Хорошо, тогда как понимать ваше стремление? – вмешался в их диалог подполковник Имоти. – У вас были личные мотивы, заставлявшие прибегнуть к покушению на генерала Семёнова?

– Это уже допрос?

– Чисто человеческий интерес. Я не следователь. Обычный японский офицер, сопровождающий господина командующего.

– Личные тоже, естественно…

Имоти выждал несколько секунд, надеясь, что Лукина продолжит свое признание, однако она сочла его исчерпывающим.

– Следует понимать так, что кто-то из вашей семьи погиб в бою с семёновцами: отец, муж, сын? Хотя простите… С сыном я поторопился.

– Вся моя семья была расстреляна карателями фон Тирбаха. Особая карательная дивизия семёновской армии – позвольте вам напомнить.

Имоти с любопытством взглянул на генерала, словно он мог припомнить этот случай или же попытается отрицать его.

– Скажите, а коммунист-энкавэдисты никого из вашей родни не расстреляли, не посадили в тюрьму, не сослали? – все с той же вселенской усталостью в голосе поинтересовался Семёнов.

– Нет, – с вызовом ответила террористка.

– И никто из ваших близких, односельчан или горожан от них не пострадал? Что молчите, сударыня? Мне кажется, что, по крайней мере, миллион русских баб имеет теперь право вооружиться и двинуться на Кремль, чтобы отомстить Сталину, Берии и всем прочим за те репрессии, которые они чинят против своего народа.

– Только они?

– Не скрою, грешен. И на мне крови немало. Только ведь не я затеял всю эту бойню в октябре семнадцатого, товарищ Лукина, видит Бог, не я. И тот, кто затевал её, прекрасно понимал, что революция, а следовательно, и неминуемая в таких случаях гражданская война – дело кровавое, братоубийственное, а потому морально грязное, в соболях-алмазах… Попробуйте-ка возразить старому рубаке Семёнову.

– Отвечайте на вопрос генерала, – жестко приказал ей подполковник.

Террористка молчала, уронив голову на оголенную, еще не увядшую грудь, призывную прелесть которой Семёнов успел заметить даже в короткие минуты их «покушенческого» свидания.

– Кто конкретно прислал вас сюда? – спросил Семёнов, теряя интерес к этой даме. – И откуда: из Москвы, Читы?

Закрыв руками лицо, Лукина продолжала молчать.

– Заговорит, – пообещал Имоти. – Еще два-три часа сексуальной пытки, и она расскажет все. Предложил бы и вам, господин генерал, поразвлечься, но, боюсь, побрезгуете.

Семёнов метнул на Имоти гневный взгляд: как этот полуазиат вообще мог позволить себе думать такое, и решительно направился к двери.

– Может, вы все же облегчите душу свою грешную исповедью, госпожа наемная убийца? – спросил он, уже стоя в проеме двери. И лишь когда до него донеслось едва слышимое «Мне сказать нечего! Я своё уже сказала», вышел из камеры.

– Пока не трогать, – по-японски бросил Имоти ожидавшему их за дверью лейтенанту. – Никого к ней не впускать. Она еще пригодится.

– Так зачем вы приводили меня сюда, подполковник? – угрюмо спросил Семёнов, когда они вновь сели в машину. – Только откровенно. Чтобы убедить, что Лукину подослала не ваша контрразведка?

Несколько минут Имоти ехал молча, и генералу даже показалось, что он попросту не расслышал его слов.