Правитель страны Даурия

– Понимаю, подполковник, понимаю, – примирительно молвил атаман. – Но уверен, что принц Коноэ обязан был вспороть себе чрево. Обязан бы, в соболях-алмазах, – все жестче становился его голос. – Странно, что неприятности, которые пришлось пережить принцу Коноэ, никак не сказались на судьбе его племянницы, лейтенанта Сото, а?

Подполковник понял, что вопрос является откровенно провокационным, однако мудрить не стал:

– Во-первых, как мы уже выяснили, никаких особых последствий, кроме отставки, для принца эта история не имела. А во-вторых, не следует забывать, что Сото, рано оставшись без отца и матери, находилась до сего дня под личным, хотя и негласным, патронатом самого императора. Кстати, советую помнить об этом, господин генерал-атаман, – назидательно произнес он.

– Хорошо, что я не знал об этом при знакомстве с Сото, – как бы про себя пробубнил Семёнов, со всей серьезностью воспринимая предупреждение подполковника.

40

Ко времени их возвращения в доме барона уже был накрыт стол для продолжения знакомства. Колдовала над ним относительно молодая, рыжеволосая германка, которую Георг фон Тирбах так и не представил, хотя понятно было, что Роберта, как обращался к ней владелец хутора, чувствовала себя здесь полноправной хозяйкой.

Осмотрев этот стол – коньяк, жареная дичь, яичница… – Курбатов не только оценил старание и кулинарные способности Роберты, но понял, что по этому местечку война пока еще не прошлась. И, кто знает, возможно, так и не успеет по-настоящему разгуляться здесь.

Но прежде чем усадить гостей за стол, старый барон открыл стеклянную дверь и предложил выйти на широкий, сотворенный из дуба балкон. Несколько минут они молча всматривались в руины замка, словно фанатики из лесной антихристианской секты – в идолов тайного храма. Их молчание было бессловесной молитвой своему божеству, своим идеям, собственной непоколебимости.

– Вы, очевидно, часто простаиваете здесь? – спросил Курбатов.

– Возможно, даже слишком. По-моему, это уже давно превратилось в своеобразный ритуал, – кротко объяснил Георг фон Тирбах то, что и так было понятно. – Причем в последнее время я совершаю его трижды в день, вглядываясь, причём не столько в руины, сколько в прошедшие над ними века.

– Это станет и моим церемониалом, – пообещал оберштурмфюрер фон Тирбах. – Лишь бы представилась возможность вернуться сюда когда-нибудь.

– Вернетесь. Коль вы умудрились пройти всю Россию, от Китая до польской границы, – значит, вернетесь. Это уже судьба.

– Мне тоже хотелось бы убедиться, что судьба.

– Да-а-а… через множество лет, вы вот так же выйдете на этот балкон, посмотрите на руины замка и вспомните нашу первую встречу. Она покажется далекой и почти невероятной.

– Только смотреть он уже будет не на руины, а на восстановленный замок, – уточнил Курбатов.

– Князь, как всегда прав, – едва заметно улыбнулся Виктор.

– Если для восстановления этого родового гнезда понадобится наша помощь, то мы с князем готовы подключиться, – обронил майор фон Бергер, предпочитавший во время визита отмалчиваться.

– Скорцени, думаю, будет вам более полезен в данном деле, нежели мы, – заметил Курбатов, – тем не менее… Надеюсь, когда-нибудь мы соберемся у камина Шварцтирбах, чтобы поднять бокалы за рыцарство наших предков и за нетленную память о нас самих – их потомков.

– Порыв, конечно, прекрасный – отстроить замок, посидеть у огня, только почему-то не хотелось бы мне дожить до этих дней, – с грустью произнес старый барон.

– Не хотелось бы?! – удивился Виктор. – Вам не хотелось бы пройтись по залам возрожденного бурга Шварцтирбах?! Или, может быть, я не так понял?

– Нет, не возражаю: увидеть плоды ваших стараний было бы неплохо. Во времена наполеоновских войн замок выдержал сначала осаду французов, затем войск прусского короля; он несколько раз горел и сильно пострадал от артиллерийского обстрела. Средств для восстановления у моего прадеда не было, их хватило всего лишь, чтобы заказать одному архитектору-фортификатору, специалисту, проект реставрации. А в конце девятнадцатого столетия род наш окончательно обеднел, почти разорился…

– Но тот реставрационный проект удалось сохранить?

– Удалось, естественно, если только не выяснится, что он неточен или безнадежно устарел. Однако речь сейчас не о нем. Когда замок будет реставрирован, он превратится в обычное, причем недавно отстроенное жилье, потеряв при этом всю свою таинственность: ту печать времён, святость, притаившиеся в старых камнях. Особенно же, – родовых, к которым я так привык и где столько раз предавался фантазиям и мечтам…

– То есть вы против того, чтобы Шварцтирбах был восстановлен? – все еще не мог постичь логику мышления старика маньчжурский стрелок фон Тирбах.

– Я бы так не сказал. Но развалины… В них таится какая-то особая привлекательность, и когда я поднимаюсь к ним… Впрочем, чувства, которые рождаются у меня рядом со сторожевой башней, словесно воспроизвести так же трудно, как и понять их сокровенный смысл.

– Вас не зря называют «хранителем руин».