К голове мгновенно прилила кровь. Страх перед темнотой и призраком пульсировал в мозгу, страх сковывал движения и пронзал разум. Она перелезла через Гюнтера, мирно спящего рядом, к стеночке и спряталась за него, но страх не отпускал. Не в силах терпеть его, она затормошила Гюнтера, и зашептала:
– Ваня, моя крыша сейчас рухнет… Я ненормальная, мой мозг сейчас взорвется от страха!
Он подскочил:
– Что случилось?
– Это бабка. Она стоит рядом с кроватью. Мне страшно! – шептала Аня, боясь нарушить тишину комнаты.
Он спокойно обнял ее:
– Бояться нужно живых, а не мертвых. Мертвые не причиняют зла. Тем более собственные предки. Предки защищают нас. Значит, бабка приходит, чтобы защитить тебя, а не причинить вред.
– Нет, она пришла отомстить. Я хочу забрать ее сокровища.
– Аня, ну какие сокровища? Мы ищем то, чего никогда не было. У нее не было сокровищ!
– Нет, они были! Я же чувствую, что что-то было…
– Даже если это и так, отступись, прошу тебя! Неужели этот клад для тебя важнее, чем собственная психика? Живи спокойно и не придумывай себе и мне проблем.
– Я уже не могу. У меня останется незаконченное действие. Меня так и будет мучить вопрос, что же баба Нюся имела в виду в своем письме. Но письмо было тоже не для меня, поэтому призрак бабки преследует меня и будет преследовать, пока я окончательно не свихнусь… Я уже жду наступления ночи как страшный сон! Я уже жду её ночами! Этот дом проклят, в нем что-то происходит…
Гюнтер погладил ее по голове:
– Лучший способ борьбы со страхом – просто забыть о нем, отвлечься. Ну или усилием воли выкинуть из головы, заставить себя думать о чем-то другом. – Его ровный, спокойный голос успокаивал и парализующий страх постепенно отпускал.
– Но я никак не могу заставить себя… Мне кажется, что она влезла мне в голову.
– Боится тот, у кого совесть нечиста. Попроси прощенья у своих бабушек. И надо тебя в часовню свозить, умоешься святой водичкой – и все пройдет. А сейчас… – он встал и включил свет. Все призраки сразу исчезли. – Пойдем попьем всегда успокаивающего чайку.
Они долго сидели на кухне. В тишине ночи здесь было особенно уютно. Аня окончательно успокоилась, и разные мысли полезли ей в голову. Ей вспомнилось сельское кладбище.
– Такие разные судьбы у людей… Ирония жизни: тот, чьи предки были крестьянами, катается на кроссовере, а династия с такой великой фамилией, как у моего родственника Нахимова, может деградировать до маргинальной бабульки-алкоголички. Кто-то, как я, даже не знает историю своей семьи, легко расстается с прошлым, забывая лица и действия, а кто-то хранит скелет в шкафу всю жизнь…– она осторожно посмотрела на Гюнтера.
– Это наш собственный выбор.
Помолчали.
– Зачем ты хранишь вещи родителей столько лет?
– У меня рука не поднимается их выбросить. Я раздал всё, что мог, но эти мама любила… Ты не поверишь – там до сих пор вещи, которые они носили, когда с отцом познакомились… Да по всему периметру дома многое еще от них осталось… Мазанка…
– Я заметила… Но ведь нельзя всю жизнь прожить одним прошлым. Часто прошлое – плохой советчик. Мы меняемся, и жизнь меняется, и в одну реку уже не войти дважды. Проживая жизнь своих родителей, ты рискуешь так и не увидеть своей…
Тишина, только часы тикают в ночи.
– Ты, наверное, был идеальным сыном…
– Я был отвратным сыном… Не веришь? Когда мне было лет 14, у меня была очень веселая компания. Однажды мы, шляясь ночью по деревне, залезли на один огород, в котором росла виктория. Вот казалось бы – у всех свои огороды с той же самой викторией, но нет, на чужом-то огороде слаще. Адреналина хотелось. Ну поели да ушли. На следующую ночь кто-то сказал: «А пойдемте опять туда же? Только давайте фонарики возьмем». Взяли, сходили. На третью ночь пришли уже не только с фонариками, но и с табуретками, чтоб удобней собирать было… Кто-то заодно музыку захватил… Вот наглые! Сейчас прибил бы… А однажды поспорили с другой компанией: слабо нам или нет залезть ночью через окно к самой вредной в деревне бабке – Шуматихе, прозвище у нее такое было – и спереть у нее старую швейную машинку?
– Ну и как, слабо вам оказалось?