Право на скелет

Аня брала каждую вещицу в руки и с грустью рассматривала. «И этой женщины я боялась столько дней и ночей! – с сожалением думала она. – Иван и тут был прав: она же хотела защитить меня… Надо поискать ее могилу на кладбище… Её письмо не пригодилось настоящей Ане, зато будто мне завещано… Каждое слово! Это всё про меня! Я тоже настоящая Аня, и я тоже ее внучка… Почему же не сбывается прабабкино благословление? Ну хоть одно поколение Ань должно же прожить свою жизнь нормально! Ну почему так… Все свои дивные сокровища сейчас я с радостью променяла бы на него одного – на Ванечку… »

Она перебирала незамысловатые бусы и броши и представляла, как много-много лет назад 12-летняя девочка Аня везла их в своем убогом узелке в холодном поезде и плакала от страха и неизвестности за жизнь свою, жизнь младшей сестренки и жизнь старшего брата… Чего стоило Дмитрию заработать на каждое из этих «сокровищ» и как мучительно и беззвестно он канул в лету, не успев пожить, не дотянув и до тридцатника…

В руку ей попал позолоченный медальон на простой серебряной цепочке. Тот самый, что она видела на фотографии ещё молодой Анны Матвеевны. «Моей дорогой сестренке Аннушке» – разобрала она начеканенную на нём надпись. Она с грустью надела его себе на шею и захлопнула крышку ящика.

Солнце давно сияло на улице, а в полумраке бани богатая наследница спала на грязной куче, сжимая в ладони под головой серебряный медальон своей прабабки.

Аня проснулась в разгар жаркого дня от того, что кто-то щекотал травинкой ей нос. Она открыла глаза. Рядом сидел Иван и усталыми, ласковыми глазами смотрел на нее.

– Ну что, Брунгильда, царица моя, над златом чахнешь? Ты куда ходила за ним? В преисподнюю? Вся сыпешься грязью… – он шутил по привычке, но лицо его не улыбалось. – Ага, в одиночку выкопала, чтобы не делиться! – сказал он и, обняв ее голову, поцеловал в макушку. Аня вскочила от неожиданной радости и обняла его.

– Почему ты здесь?

– Пока под подписку выпустили, – он устало лохматил свои белые волосы. – Дядя Паша хлопочет о том, чтобы я проходил по делу свидетелем.

– Как ты добрался домой? Я же уехала на твоей машине.

– Дядя Паша на служебной подвез. Я домой даже не заходил. Знал, где тебя искать. Пойдем домой. Спать хочется…– они встали и пошли, забыв про сокровища. Иван всё же вернулся и захватил сундук.

Он сидел за столом, положив подбородок на руки. Она бегала по кухне и хлопотала:

– Сейчас я тебе котлетки пожарю. Или что хочешь? Просто мяса? Я быстренько…

Потом он завалился на любимый ковер и вырубился после двух бессонных ночей. Аня легла рядом и тихонько положила голову ему на грудь. В первый раз она видела, как он спит по-настоящему, не притворяясь – тихо, как младенец. Она любовалась им и ни о чем не думала. Ей было хорошо здесь и сейчас.

Аня подтянулась повыше и шепнула ему на ухо:

– Я хочу составить тебе компанию, чтобы прожить долго и счастливо…

Но он спал, и не мог этого слышать.

Прошло несколько дней. Нахимов умер в больнице, не приходя в сознание. Его подельников поймали на воровстве. Про то, что они видели на кладбище, эти люди словно напрочь забыли, всё отрицали и говорили, что их там не было.

Ивана потаскали по бюрократическим заведениям и постепенно дело убитого тюремщика стало зарастать пылью, как обычный несчастный случай. Дядя Паша всё же добился того, чтобы Иван проходил по делу не обвиняемым, а свидетелем. Желающих продвигать дело Нахимова не нашлось ни в органах, где только вздохнули с облегчением, что их избавили от старой оскомины и многолетнего источника постоянной работы, и что больше никогда не придется ни искать его, ни заводить на него всё больше новых дел; не нашлось их и среди мирного населения, где он не оставил ни близкого человека, ни светлой памяти…

Узнав, что Аня хочет остаться жить в деревне, все ее городские подруги и сослуживцы, покрутив пальцем у виска, обсудили между собой, как быстро способен опуститься человек, поменявший городские блага на хижину среди коров – и наверняка с каким-то алкашом… Родные тоже не поддержали Аню. Сначала она сильно расстраивалась и переживала, что никто не принимает ее выбор. «Как быстро все забыли, что все мы родом из деревни, только кто-то в первом поколении, а кто-то в 21-м… – думала она. – Обидно. А я-то думала, что мои близкие меня всегда поддержат… Хотя… Всего месяц назад я рассудила бы так же, как они…»

Потом сетования бывших подруг по поводу утерянной Аниной жизни начали ее потихоньку побешивать… В конце концов, ей стало все равно, что думают другие. И – о чудо! – подруги и близкие как- то быстро смирились, и страсти по поводу Аниного переезда в деревню утихли.

Аня понимала, что бывшее окружение просто временно заблуждается, желая ей добра, но не зная при этом, что такое «добро» именно для Ани.