Право последней ночи

— Здра-асте… Вы с Витей трындите о переезде уже третий месяц. Медом вам там намазано…

— Никуда мы не переедем, — сонно сказал Алексей.

— Как это? А планы ваши…

— Так это… Я здесь, Виктор туда. Зуевы переедут. А мы останемся.

— Это точно?

— М-м-м?

— Леша! Не спи! Мы правда остаемся?

— Правда, правда, дай поспать только, — недовольно сказал он и повернулся к Ольге спиной.

— Леш, я тогда няню Ваньке найму, хорошо?

— Зачем?

— Затем. Тоже работать хочу, тем более меня давно просят выйти. Ирка сватает какую-то Мэри Поппинс, говорит, она отличный специалист, с образованием и опытом.

— Нанимай.

— Что значит — «нанимай»? Ты тоже должен присутствовать при встрече, чтобы потом не возникло претензий.

— Надеюсь, она будет мулаткой с грудью пятого размера, с хорошей «поппинс» — произнес Алексей, сладко причмокивая губами. Ольга стукнула его в бок. Алексей охнул и, пробурчав, что поспит еще немного, если некоторые не будут мешать, улегся на живот, лицом в подушку.

Нянька Ольге не понравилась, однако не согласиться с тем, что та знает свое дело, она не могла.

Звали няньку Ларисой Константиновной. После каждой попытки Ольги фамильярно сократить ее до Ларисы без всякого отчества она холодно говорила:

— Меня зовут Лариса Константиновна, прошу обращаться ко мне именно так.

Взгляд ее водянистых и каких-то змеиных глаз был настолько холоден, что у Ольги не хватило мужества спорить. Даже Алексей, привыкший орать на подчиненных, при няньке стихал, старался говорить вполголоса и таким вежливым тоном, которого не удостаивалась даже теща. Ольга похохатывала, замечая, что эта баба, несокрушимая, как Железный Феликс, сумела нагнать на него оторопь. Алексей вяло отбивался, утверждая, что она похожа на его классную руководительницу, а та была настоящей моральной садисткой. Тем не менее, просмотрев «верительные грамоты», представленные кандидаткой, Тарасовы убедились, что перед ними настоящий специалист.

Ларисе было хорошо за пятьдесят, на них она и выглядела, невзирая даже на все ухищрения казаться моложе. Эта высокая, худая женщина с неулыбчивым лицом в два счета приучила расхлябанного Ваньку к дисциплине, направляя его железной рукой и волей.

— Немудрено, что ее прозвали Фрекен Бок, — как-то пожаловалась Ольга мужу, ворочаясь в постели. — Странно, что не Мюллером. Так и вижу, как она гитлеровским движением руки отправляет ребенка в газовую камеру. Иногда мне страшно оставлять Ваньку с ней.

— Думаешь, она его бьет? — поинтересовался Алексей. — Брось. Она, конечно, не подарок, и вообще… иногда я хочу дать ей пендаля со всей дури, но дело свое Лариса знает. Неужели ты не замечаешь результатов? И все за каких-то два месяца.

— Бить не бьет, но детей явно не любит, — возразила Ольга. — Ты видел, как она смотрит? Чистое гестапо.

— Ну, может, это от недотраха? У нее лицо такое, как будто про секс она не слышала никогда, и, вообще, ее родили почкованием. Я ее давеча назвал Надеждой Константиновной, так она то ли не расслышала, то ли обрадовалась этому. Будет у нас в доме своя сподвижница вождя мирового пролетариата. К тому же любить объект заработка она и не обязана, согласись. Кто из нас любит свою работу?

— Ты. И я, например.

— Ну, мы ж ненормальные, — глубокомысленно заметил Алексей, сунул руку ей под голову и притянул к себе, чмокнув в висок. — Зато сын у нас растет здоровым.

— Это да, — согласилась Ольга. — И уже почти научился плавать, я сама видела.

Лариса Константиновна действительно учила Ваньку плавать, проводя с ним в бассейне по паре часов в день. Как-то, зайдя туда, Ольга увидела, как сын в надувном жилетике остервенело долбит руками и ногами воду, взбивая ее в пену, а няня, стоя в воде по шею, поддерживает его и сурово говорит:

— Не так, Иван. Ножки выше. Больше брызг, больше. И ручки держи перед собой…

Ванька повернулся, увидел Ольгу и ощерился в беззубой улыбке.

— Ма, я пииву!

— Плыви, плыви, головастик, — рассмеялась она.

Лариса Константиновна недовольно сморщилась, и Ольгу тут же выдуло за дверь.

«Может, она и правда старая дева? — думала Ольга. — Потому и характер такой категоричный, если не сказать, мерзкий. И детей не любит, Ваньку вон все время Иваном называет и хоть бы раз улыбнулась… Ирка, кстати, тоже сколько лет ходила отмороженной, а сейчас, рядом со своим музыкантом, оттаяла, расцвела… Может, и эту если бы в свое время кто приголубил, она не ходила бы с таким лицом, словно у нее зубы сводит».