Православные церкви Юго-Восточной Европы (1945 – 1950-е гг.)

Более трех лет отец Виталий не имел связей с Московской Патриархией и только после начала нормализации отношений между Югославией и СССР, 8 августа 1953 г., обратился с письмом к Святейшему Патриарху Алексию, в котором охарактеризовал положение русских общин за последние годы: «…все русские церкви в Югославии в материальном отношении вполне самостоятельны. Они ни от кого не получают никаких субсидий или помощи и существуют исключительно на приходы от продажи свечей, тарелочных сборов, пожертвований и треб. Конечно, положение их довольно тяжелое, особенно в связи со значительным уменьшением числа русских в Югославии. Сербская Православная Церковь в лице своего епископата и священства в общем продолжает относиться довольно благожелательно к Русской Церкви в Югославии»[825]

.

В этом письме о. Виталий, «для сношений с местными гражданскими и духовными властями и для защиты прав и имущества» русских общин, попросил выслать ему и руководству Сербской Церкви указ Московской Патриархии, подтверждающий: «1. что Русская Православная Церковь в Белграде, а равно и другие оставшиеся русские церкви в Югославии находятся в юрисдикции Московской Патриархии и под ее защитой; 2. что я являюсь настоятелем Русской Православной Церкви в Белграде с января 1950 г.; 3. что я являюсь благочинным русских церквей в Югославии». К середине сентября 1953 г. посольство СССР в Югославии, которое ранее рекомендовало воздержаться от связи с протоиереем Виталием Тарасьевым и от «оформления его благочинным», сняло свои возражения[826]

, и Московская Патриархия издала соответствующий указ.

К 1955 г. в Югославии осталось менее 10 тысяч русских эмигрантов. Изменилась и международная ситуация, после смерти И.В. Сталина в марте 1953 г. советско-югославские отношения постепенно нормализовались. В этих условиях была решена судьба русских приходов в стране. 1 декабря 1954 г. митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) отправил Сербскому Патриарху Викентию письмо, в котором сообщалось: «На ноябрьском заседании нашего Священного Синода было принято решение поставить Благочиния русских православных храмов в Югославии вместе со священнослужителями под юрисдикцию Сербской Православной Церкви, за исключением храма Святой Троицы в Белграде. Мы надеемся, что сие решение вопроса Благочиний соответствует Вашим пожеланиям, а также пожеланиям Архиерейского Священного Синода Сербской Церкви». 18 мая 1955 г. Сербский Синод, заслушав доклад по этому вопросу епископа Браничевского Хризостома, с удовлетворением принял к сведению решение Синода Московского Патриархата[827]

.

Протоиерею Виталию Тарасьеву было поручено осуществить передачу русских храмов и приходов, и в 1955–1957 гг. почти все они вошли в состав Сербской Православной Церкви[828]

. Русский приход при церкви свт. Василия Великого в Нови Саде в 1955 г. вообще оказался упразднен, как и русский храм в Сараево. Несколько икон из сараевской церкви, в том числе малый киот с иконой Воскресения Христова и сень с иконами свт. Николая Чудотворца и св. кн. Александра Невского, сделанная в память убиенных Государей – российского Императора Николая II и югославского короля Александра I Карагеоргиевича, были переданы в белградский Свято-Троицкий храм[829]. Приход этого храма, который остается подворьем Московского Патриархата до настоящего времени, оказался единственным исключением.

В 1955 г. о. Виталий был награжден митрой. Его сын – иподиакон Андрей – позднее так вспоминал об этом событии: «…когда в 1955 г. мой отец, протоиерей Виталий Тарасьев, был награжден правом носить митру, Божественную литургию совершал в нашем храме Святейший Патриарх Сербский Викентий. Будучи молодым архимандритом в городке Сремски-Карловцы, где тогда проживал митрополит Антоний (Храповицкий), он был частым участником русских богослужений и любил их. Поэтому он распорядился, чтобы вся литургия шла “по-русски”. На малом входе духовенство и мы, прислужники, запели наше ”Приидите поклонимся”. Святейшему оно настолько понравилось, что он попросил нас с братом Василием (тогда иподиаконов) написать ему ноты, прийти к нему в Патриархию и разучить с ним этот напев. С тех пор он всюду, где бы ни служил, сам начинал и исполнял это песнопение русским напевом, заставил своих диаконов и прислужников тоже его разучить. Этот обычай сохранился и при последующем Патриархе Германе, и это песнопение перестало быть “чужим”, а стало своим, привычным»[830].