Правовое регулирование содействия граждан органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность

Так, И. Н. Якимов указывал на вербовку осведомителей из профессиональных преступников, имевших судимость и оставивших свою преступную деятельность или еще продолжающих таковую. При этом он отмечал: «Насколько они полезны для дела, насколько ценны сведения, даваемые ими по делу, настолько с нравственной стороны они оставляют желать много лучшего… Конечно, о каких-либо высоких побуждениях, заставляющих их помогать розыскным учреждениям, говорить не приходится, так как они это делают исключительно по личным и корыстным мотивам. Поэтому к ним приходится относиться с особой осторожностью, так как среди них не редкость „двойные предатели“, работающие „и нашим и вашим“, дающие сведения розыскному учреждению с целью извлечь выгоду или отвести от себя подозрение в совершении преступления… „Двойственность“ таких осведомителей заставляет относиться к ним с осторожностью и недоверием, хотя наружно это проявлять отнюдь нельзя, и в отношениях с ними надо, наоборот, усыплять их подозрительность внешним выражением полного доверия. К отрицательным сторонам работы с этими осведомителями следует отнести представление ими ложных сведений, провокацию, в смысле создания ими же самими преступлений или подговора к таковым, их личную преступную деятельность, которую они тщательно скрывают, давая „для отвода глаз“ розыскному учреждению дела о других преступниках, по большей части мелкие и незначительные…»[344]

В то же время в целом в органах НКВД давалась неоднозначная оценка привлечению к сотрудничеству лиц из преступной среды. Так, проводилось сравнение таких лиц с «пиявками, которые ставятся для отсасывания крови» и высказывалось мнение, что их следует «так же, как насосавшихся пиявок, безжалостно бросать, как только они выполнят свое назначение»[345].

В дальнейшем вообще был взят курс на отказ от привлечения этой категории лиц к сотрудничеству.

Выступая на Втором съезде административных работников в марте 1928 г., нарком внутренних дел В. Н. Толмачев заявил: «Ориентация на уголовный мир в деле борьбы с уголовным миром – вещь совершенно недопустимая. Я готов поступиться большим процентом раскрываемости преступлений, если будет отброшена ориентация на уголовный мир. Как правило, должна быть взята ориентация на честных граждан. Я вижу, что работники угро качают головами, работники угро будут против этого возражать, но в советских условиях мы не можем допустить метода сугубо царской полицейской борьбы с уголовными преступниками». Взамен предлагалось расширить гласность в работе уголовного розыска и привлекать к содействию ему «широкие трудящиеся массы… с одновременной ликвидацией метода использования представителей преступного мира»[346].

После названного съезда были изданы ведомственные нормативные акты с соответствующими установками. Их применение фактически привело к свертыванию оперативно-розыскной деятельности милиции, что самым отрицательным образом сказалось на результатах ее работы, хотя и продолжалось использование содействия лояльно настроенных по отношению к советской власти лиц.

В органах ОГПУ, наоборот, использование агентов получило широкое распространение[347]

, что нашло отражение и в ряде ведомственных нормативных документов. Например, в Приказе ОГПУ № 25/13 от 19 января 1930 г. «О недочетах в руководстве массовой информационно-осведомительной сетью», из самого названия которого видно, что была создана массовая сеть информаторов и осведомителей, которая охватывала негласным наблюдением фактически все население страны. Указанный документ интересен тем, что он определял требования к лицам, привлекаемым к сотрудничеству. Так, в приказе, в частности, говорилось, что следует «для освещения батрацких, бедняцких и середняцких слоев деревни и рабочей массы вербовать и использовать сексотов (осведомов) только абсолютно проверенных», т. е. надежных. Одновременно, в Циркулярном письме ОГПУ № 20/СОУ от 19 января 1930 г. «Об агентуре» давался критический анализ работы секретных агентов, завербованных на основе компрометирующих материалов из числа представителей бывших эксплуататорских классов[348]. Фактически с января 1930 г. запрещалось использовать в качестве информаторов лиц, завербованных из социально чуждых слоев населения[349].

Тем не менее, как следует из архивных документов ленинградского представительства ОГПУ, практика использования осведомителей (информаторов), завербованных из антисоветской среды, для освещения политической обстановки в отдельных районах области, настроения середняцких, бедняцких и батрацких масс, а также недостатков в работе советских и общественных организаций, не прекратилась, хотя ведомственные нормативные документы ее и осуждали[350].