Преданный Вулкан (история пограничной собаки)

— Но только не с этим! — Карпенко сорвал с себя погоны и положил их на стол. — Я не достоин того, чтобы носить звание младшего сержанта! И высокое звание солдата, а тем более пограничника Советской Армии. Простите, что не оправдал Вашего доверия!

— Не горячись сержант. Мы передадим тебе другую собаку. Вот Мухтар в десятом вольере, например.

— Помните, я говорил, что у хозяина может быть много собак, а у собаки только один хозяин?

— Ну вот, сам же признался.

— Это не про меня, есть и такие хозяева, у которых только одна собака, — Карпенко положил рапорт на стол и, дождавшись приказа, вышел с территории части. Теперь уже навсегда.

Николаю больше недели пришлось ждать подписания рапорта. И все дни он не находил себе места. Пустой вольер, миска и нетленная память жестоко терзали его душу.

— Вот такая история у Вулкана, — Николай Григорьевич смахнул со щеки слезу. — А ее первый хозяин почти на том же месте погиб. Метрах в десяти от гибели Вулкана. Говорили, что именно Крюге в него стрелял. Ушел он тогда.

Зал молча поднялся, чтобы почтить память павших.

— Честь и слава советским пограничникам! — выкрикнул кто-то из средних рядов.

Михайлов что-то шепнул начальнику части и тот кивнул. Через полчаса после мероприятия старшие офицеры собрались на совет к полковнику с просьбой возложить цветы и венки к предполагаемому месту гибели советского пограничника на нейтральной полосе. Тот связался с польским генералом. Офицеры ждали результата несколько недель. Согласия не было: ведь Польша уже довольно плотно находится под «колпаком» американцев. Братскому народу промыли мозг, рассказав об ужасном «красном драконе с пятнадцатью головами». Он стал ненавидеть все советское. Солдаты НАТО тщательно контролировали страну. Белорусским пограничникам после очередного звонка поляки категорически запретили это действие.

— Черт знает что! — начальник части зло бросил трубку. — Это не к пограничникам неуважение! Это к воинам-освободителям неуважение! Мы, может быть, все еще по костям ходим! Отправляйте кого-нибудь за цветами, и объявляйте общее построение! Это приказ!

Вскоре все было готово к церемонии.

— Сейчас я не имею права вам приказывать. Сегодня у вас законное право: идти к месту гибели пограничника и возложить цветы или остаться и почтить память здесь. Кто желает остаться — шаг вперед.

— Товарищ полковник! — на плац выбежал помощник связиста. — Польская сторона разрешила митинг.

Пограничники стояли как вкопанные. Полковник улыбнулся и поднял с плаца венок, отдав честь. Все старшие офицеры шли в первых рядах. Колонна, высоко подняв знамя и отдав честь, шла вперед.

Николай Григорьевич присел возле тополя. Силы подкидали старика. По его морщинистым щекам потекли слезы.

— Зовет он меня, — сказал Карпенко. — Каждую ночь один сон вижу. Стою на нейтральной полосе, а овчарка эта ко мне бежит и к тополям за штанину тащит. Просыпался средь ночи. А вот сегодня во сне она меня прямо сюда дотащила. Ждет она меня. Еще с той разлуки ждет.

Николай Григорьевич схватился за сердце и умер. В военной части от лейтенанта Михайлова уже узнали, что у старика нет близких родственников ни здесь, ни в России. Его родители умерли, а семью он так и не завел. Пограничная часть сочла должным похоронить старика со всеми военными почестями. Николай Григорьевич был похоронен на кладбище недалеко от могилы Андрея Власенко.