Подданные Румынского королевства, показав представителю сигуранцы[29]
отметки о месте рождения, нервозно ожидали посадки. С подбритыми усиками еврейчик семенил вокруг пышной матроны и сыпал скороговоркой. Заплакал ребёнок. Пароход покачивался у причала. Спустили трап. Началась посадка пассажиров с вещами.Солнце серебрило последними лучами зелёные волны. Пароход по течению наискось резал Дунай. Молодой человек опёрся о поручень на палубе, близоруко всматривался в советский берег. Уголки его губ гнулись в улыбке, ветер трепал волосы и распахнутый ворот сорочки. Молодой человек размахнулся и забросил маленький чемодан в убегавшую волну.
В двадцатых числах июня сорок первого года паровоз, подолгу простаивая на полустанках, тянул за Урал состав с врагами народа. Через дырку, выдолбленную в стенке вагона, Борзяков жадно глотал свежий воздух. По встречному пути с рёвом и визгом замельтешило. На фронт нёсся военный эшелон. «С корабля на бал…бал…» — стучало в висках.
Два капитана
Дедушка Кости Жигуленко во время войны сражался с бандеровцами во внутренних войсках, а потом служил в милиции; он был орденоносцем. Костя очень гордился этим семейным героем и брал с него пример. К сожалению, он брал пример только с героической биографии, потому что сам дедушка умер, когда Косте был один год, и Костя не мог хорошо его помнить. Про дедушку ему рассказывал папа — учитель физкультуры из нашей школы, который горячо хранил память о своём отце и его награды.
Мы с Костей по воскресеньям смотрели программу «Служу Советскому Союзу», а каждый четверг ходили в школу «Юный ракетчик», впервые открытую при ракетном училище. Мы рубили по плацу строевым, надевали противогазы, корячились на полосе препятствий и сдавали устные зачёты. Курсанты смеялись над нами и говорили: «Пацаны! идите лучше по домам. Здесь — тюрьма». Но мы им не верили. Белый корпус училища совсем не напоминал тюрьму, а курсанты были откормленные и весёлые. Главное, что нам обещали поступление в любое военное училище страны вне конкурса. Мы старались и думали, что курсанты шутят.
В любое военное училище страны потом не приняли не только меня, но и мои документы. А Костя два раза поступал в наше ракетное. Первый раз он не сдал математику, а во второй раз поступил.
В ракетном училище Костю одели в устаревшее галифе, дали в руки осколок стекла и поручили долго скрести паркет в Ленинской комнате. И это его почему-то расстроило; он написал рапорт.
Его уговаривали не бросать обучение родители. Костин папа-физкультурник, исчерпав аргументы о необходимости в жизни высшего образования, напирал на светлый образ вышеупомянутого дедушки. Но на Костю не подействовал дедушка — он проявлял твёрдость. Тогда встревоженные родители пошли к генералу. И Костю вызвал генерал Белоусов, начальник училища.
Белоусов был похож на портрет маршала Язова, под которым он сидел. Он шамкал и громко кричал, не поднимаясь с кресла: «Ты в своём уме?! Ты знаешь?! что через два месяца ты попадёшь в Красную армию?! Ты понимаешь?!.. В Красную армию!» Костины родители вздрагивали за дверью кабинета. А Костя стоял на красной ковровой дорожке и мужественно смотрел в бессмысленное лицо генерала. Костя потом удивлялся и даже немножко запутался: собственно ведь в армию он и хотел попасть (причём в Советскую, а не в армию Зимбабве), и в училище тоже шёл, чтобы служить в армии.
Как и предупреждал дальновидный генерал Белоусов, через два месяца Костю призвали в армию солдатом. В военкомате он попросился во внутренние войска, храня в своём пламенном сердце славный образ дедушки — борца с бандеровцами. Одновременно Костя надеялся попасть на войну в Нагорный Карабах. Военкомат охотно пошёл ему навстречу и направил Костю в Сыктывкар.
В Сыктывкаре было очень холодно, даже в казарме. Окнами казарма с одной стороны выходила на лагерь с колючей проволокой и вышку с автоматчиком. Автоматчик отставил автомат и обхватил руками голову с раскосыми глазами в ушанке. С другой стороны вид был не менее жутким: оттуда в казарму заглядывали солдаты и кричали: «Духи! Вэшайтес!»
Сначала Костя и в самом деле хотел повеситься, но он случайно задержал двух дезертиров из Молдавии и поехал в отпуск, подумывая самому стать дезертиром. Потом Костю направили в школу младших командиров в Ленинград по причине знания русского языка.
Когда Костя, следуя на дембель, вышел на вокзале из поезда, на его пушистой шинели были погоны с лычками старшего сержанта ВВ под лаком, а под шинелью находился значок «За отличие в службе во внутренних войсках МВД СССР».
К тому времени в стране происходили разные непонятные и удивительные явления. Костя лежал на диване, не испытывая интереса к какому-то определённому виду деятельности, когда ему как бывшему отличнику МВД пришло приглашение из милиции. И Костя встал с дивана. Он подумал: «А почему нет?» Тем более что славный образ милиционера-дедушки не до конца стёрся в его сердце после конвоя: так крепко он там запечатлелся.