Предатель рода

У него на плечах мертвой кучей лежали сломанные оси, которые скрежетали при движении, и изорванный брезент. Ремень и каркас защитили как минимум его глаза. Если бы он был – лишь плоть и кости, он ни за что бы не смог оказать сопротивление, нанести такой же сильный удар, какой получил сам, раздирать и рвать до самых костей, сцепившись с противником и падая с неба. И теперь обломки его фальшивых крыльев превратились в помеху, сломанный механизм, затрудняющий движение, лишенный прежней искусственной грации.

Он был слаб. Голоден. Вокруг него простирался остров из бесплодного камня, твердого, угольно-черного, как будто Сусано-о схватил горсть обсидиана и крепко сжал. На мысе возвышался странный шпиль из свернутого в спираль металла, двенадцать футов высотой, с двумя отрезками толстого железного троса, подсоединенного к сердечнику, которые тянулись по бурной воде.

И вдалеке Буруу почувствовал его запах: другой самец врезался в тот же выступ, что и он. Его тело было разорвано когтями задних лап от грудной клетки до бедер. Умирает? Будет мстить? Или до сих пор охвачен зовом плоти?

Запах самки все ещё висел облаком в сознании Буруу, но теперь был заглушен болью и запахом собственной крови. И в надвигающейся темноте, на фоне гула дождя и медного привкуса во рту, над грязью феромонов и эндорфинов всплыла одна мысль. И от этой мысли в груди у него сильно заныло – гораздо сильнее, чем от раны, нанесенной клювом или когтем.

Мысль о том, что он снова потерял себя.

Мысль о том, что он подвел ее.

Так же, как он подвел их.

ЮКИКО?

* * *

– Буруу!

Юкико выкрикнула его имя, резко выпрямившись на койке, насколько ей позволяли кожаные ремни на запястьях. На секунду ей показалось, будто она снова в Йиши: удивилась запаху соли в воздухе, отсутствию глицинии и горного ветра. А потом она вспомнила, где она, увидела во сне его облик и почувствовала прилив облегчения, такого глубокого, что чуть не расплакалась.

Он еще жив.

Она потянулась Кеннингом вовне, напрягаясь до предела, не обращая внимания на боль и нарастающую тошноту. Почувствовала небольшое теплое сияние Рыжика, почти тусклое в полудреме. Гайдзинов рядом с ней – как стаю светляков. Вдалеке она ощутила жар и форму самки арашиторы, кружащей среди ударов грома, которая светилась в ее сознании, словно фейерверк. Юкико чувствовала и холодное мерцание под ней, блеск чешуи под водой на глубине вечности. Но на краю она обнаружила только что очнувшееся тепло. Такое далекое, оно казалось просто пятном, почти невидимым, неосязаемым. Но она все равно его узнала.

Юкико направила свой голос в темноту и закричала так громко, как только могла.

Буруу!

Нет ответа. Ни малейшего подтверждения ее мыслей. Она прошептала молитву Кицунэ, умоляя девятихвостого лиса дать шанс Буруу. Закрыв глаза, она, скрепя сердце, потянулась внутрь, убрала стену, чтобы открыть себя полностью. Боль, огибая по дуге основание черепа, с треском пробивалась к вискам. Из носа закапало что-то теплое, липкое, соленое на вкус.

Здравствуйте?

Ничего, кроме волн тьмы, пустоты, воющего ветра.

Здравствуйте?

ЁКАЙ-КИН. ТЫ ЕЩЕ ЖИВА.

Голос самки был тих и доносился обрывками, будто она была на большом расстоянии и старалась перекричать вой ветра. Юкико вздохнула, почувствовав облегчение, которое могло снова вылиться в слезы благодарности.

Я жива, да.

ХОРОШО ПЛАВАЕШЬ.

Мне нужна ваша помощь.

ДЛЯ ЧЕГО?

Мой друг. Арашитора, с которым я прилетела. Он ранен. Можете ему помочь?

ПОМОЧЬ ЕМУ? ЗАЧЕМ?

Он такой же арашитора, как вы. Один из последних. Вы не можете просто бросить его умирать!

НЕПРАВИЛЬНО.

Пожалуйста!

Я ПРИЛЕТЕЛА СЮДА, ЧТОБЫ ИЗБЕЖАТЬ МАТЕРИНСТВА. А НЕ НЯНЬКАТЬСЯ С НОВОРОЖДЕННЫМ ДЕТЕНЫШЕМ, ПОКА ОН НЕ ВЫРАСТЕТ.

Вы прилетели сюда, чтобы никто не мог с вами спариться?

БОЛЬШЕ НИКОГДА В ЖИЗНИ, ДИТЯ ОБЕЗЬЯНЫ.

Разум ее пылал невыносимым жаром.

БОЛЬШЕ НИКОГДА.

Что ж, вы улетели не так уж далеко. Буруу почуял вас за несколько дней пути.

ЗДЕСЬ ВЕТЕР ДУЕТ НА ЮГ. НАСТОЯЩИЙ АРАШИТОРА НЕ ПОЛЕТИТ НА ЮГ.

А как же другой самец? Должно быть, он тоже вас учуял?

И ЧТО?

Так почему он напал на нас?

В ее голове раздался смех.

ОН САМЕЦ, ДИТЯ ОБЕЗЬЯНЫ.

Но теперь мой друг ранен. Он не умеет летать и не может охотиться.

И?