Предатель. Ты врал мне годами (СИ)

Это угроза? Он намекает, что если мы не будем в браке, то он отберет у меня ребенка?

И ведь у него есть для этого все карты на руках.

Он настолько мерзавец?

Выдыхаю и прикусываю кончик языка, чтобы прогнать панику, которая вновь цапнула меня острыми и ледяными клыками страха.

— Ты, конечно, можешь вынудить меня быть с тобой, — открываю глаза и смотрю на слив раковины, — угрозами и шантажом, но… какой тогда смысл? — оглядываюсь на Богдана, который срезает попки у огурцов. — Мы ведь все эти годы пусть и жили во лжи Богдан, но в нашей семье не было страха, ненависти и желания спастись от тебя.

Поднимает взгляд.

— Тебе же нужна рядом не затравленная женщина, которая боится тебя и того, что ты отнимешь у нее сына, чтобы наказать, — спазм в глотке словно набухает. — Если бы это было так, то ты бы давно уничтожил меня. Затравил, задавил, но ты этого не делал. Вот и не надо, Богдан.

Прищуривается, крепко стискивая рукоять ножа.

— Да, я жду третьего ребенка, — делаю медленный вдох, — и никто не отнимет твоего права быть отцом. Тихо и мирно, Богдан.

Щурится сильнее, и мне хочется спрятаться со слезами от его острого и изучающего взгляда под стол.

— Той семьи, которую ты оберегал, больше нет и не будет, — я с трудом выдерживаю его взгляд.

Кухня размывается в пятна из-за слез, — ты же должен это понимать. Ты никогда не был дураком.

Он молча откладывает нож и огурец на стол. На виске пульсирует венка, на щеках играют желваки, а взгляд темнее.

Страшный до тошноты.

Я думаю, что в таком состоянии мужики людей убивают, но Богдан выходит из кухни, бесшумно прикрыв за собой дверь.

И как это расценивать?

Хочу кинуться за ним с криками, что он должен отпустить меня, но я сдерживаю себя. Ему тоже надо подумать, понять, осознать и прийти к выводу, что мы переступили за грань, за которой больше нет доверия и любви.

Вздрагиваю, когда до меня долетает глухой звук удара по стене, а после рык. Мой муж на грани, и я сейчас должна затихнуть, чтобы он не отвлекался на меня с мыслей, что мы пришли к финишу нашей семьи.

На столе у миски с салатом коротко вибрирует телефон Богдана. Он его забыл.

Подскакиваю к столу, не осознавая своих действий, хватаю смартфон, на экране которого высветилось имя “Кристина” и принимаю звонок. Когда я прикладываю телефон к уху, на кухню возвращается Богдан, а в трубке слышу истеричный голос на грани рыданий:

— Она избила нашу дочь, Богдан! Я не буду это терпеть!

Глава 28. Да, я тебе кое-что скажу

я жду, что. Богдан кинется ко мне, вырвет телефон с раздраженным рыком и скажет, чтобы я затихла и следила за курицей, но я, видимо, плохо знаю своего мужа.

Он лишь вскидывает бровь и не собирается с дракой отнимать у меня свой телефон.

Смотрим мы сейчас друг на друга не как враги и не как любящие муж и жена.

Сейчас мы — незнакомцы, которые оценивают друг друга в очень сложной ситуации, и от наших выводов зависит то, кем мы станем.

Врагами или теми, с кем можно решать, например, вопросы опеки над малышом и участия в его жизни.

Ребенок и наши дальнейшие отношения с Богданом — проект, в котором мы больше не лжец-муж и восторженная жена-дура, а два взрослых партнера, не в любви, но по жизни.

А жизнь она может быть вот такая. Совсем не сказка.

— Что ты молчишь?! — всхлипывает в трубке Кристина. — Я нашла синяки у нее под футболкой!

— Очень интересно, — резюмирую я и не отвожу взгляда от Богдана. — Что еще скажешь?

Голос у меня холодный, но в груди сердце бешено бьется о ребра. Я делаю вдох и выдох, чтобы хоть немного успокоиться, не разрывая зрительно контакта с молчаливым и напряженным

Богданом. Почему он позволяет сейчас говорить с Кристиной?

Он же сказал, чтобы я не лезла.

Или отнимать у жены телефон — не в его стиле, потому что это будет нелепо и даже жалко для мужика.

— Привет, Крис, — говорю в смартфон, сжимая его до тихого поскрипывания. — Если ты не поняла, кто это, то, — усмехаюсь, продолжая смотреть на Богдана, — то Абрамова Люба.

А вот так, дорогуша.

Убегают от мужей в соплях и слезах молодые идиотки, у которых нет за плечами больше двадцати лет брака, взрослых детей и той самой репутации, которую и мне не стоит портить.

Ты, как и мой отец, ждала, что я устрою скандал?

О, я хотела, но сейчас понимаю, что это сыграло бы против меня.

— Абрамова Люба, — повторяю медленно, будто на той стороне меня слушает умственно отсталая девочка, — жена, если ты запамятовала.

Да, еще жена, и не буду я стесняться этого статуса. Да, жена лжеца и негодяя, но жена. Не посторонняя тетка, не любовница, а жена.

Конечно, мне обидно, досадно и очень грустно, что меня столько лет обманывали, однако это тот самый случай, когда во мне вскрываются новые стороны личности.

Я могу сдержать себя от опрометчивых решений даже в диком стрессе и в желании отомстить.

Я могу оценить риски моих эгоистичных истерик.

Я могу остановить себя в стремлении разрушить все вокруг под волной обиды и ярости.

И я могу осознать, что от меня ждали именно криков и паники, но просчитались.

— Можно узнать, кто и кого успел избить? — задаю я тихий, но твердый вопрос.