Матвеевой признался Богдану в серьезной беседе после разговора с директором.
Он согласился, что поступил плохо, что симпатию надо выражать иначе, но тогда Богдан не смог его убедить подойти извиниться перед Катюшей и подарить ей новые красивые тетрадки взамен тех, что были порваны.
Он знал и понимал, что поступил, как засранец, но так и не пошел извиняться к однокласснице.
Лучше пусть считает дураком, чем узнает, что он хотел ее внимания и похвалы, как он круто прыгает со второго этажа в сугроб.
Может, он поэтому теперь не хочет жениться до тридцати?
Господи, а у меня на подходе еще один пацан, и судя по его толчкам и кувыркам, он тоже не тихоня.
Кстати, Богдан не в сугробы при мне прыгал.
Он яростно бегал по лужам перед воротами нашего дома, а я стояла в стороне с ведерком и лопаткой и ждала, как этот соседский мальчишка успокоится и даст мне пройти к одуванчикам на другой стороне нашей улицы.
Ждала и смотрела, а потом… Потом, когда Богдан развернулся ко мне и опять прыгнул, поднимая веер грязных брызг, я смущенно улыбнулась.
Вот оно.
Если бы я тогда фыркнула и скривила личико в гримасу отвращения, то не было бы нашей дружбы. Но я улыбнулась тогда, а после ко всему прочему согласилась вместе с ним побегать по лужам.
Но он такой смешной был. И веселый. И грязный, как поросенок, а еще мне понравилась его желтая вязаная шапочка, которую он потом надел на мою голову.
А вот если бы я тогда выразила ему девичье высокомерие, то он бы отобрал у меня ведерко и лопатку, а после бы окатил меня грязной водой.
И назвал бы дурой.
Я бы его возненавидела, и моя жизнь была бы другой.
Но какой?
Этого мне уже не узнать.
— Что у вас тут? — в гостиную заглядывает Аркадий. — Вы пипец жуткие сейчас, — заходит. — Вы уже несколько минут друг на друга смотрите и ничего не говорите.
— Да мы тут с папой в гляделки играем, — тихо отзываюсь я.
— И кто выигрывает? — Аркаша подходит к нам.
Смотрит сначала на меня, потом на Богдана, а затем вновь на меня. В полном недоумении.
— Мама, — заявляет Богдан с низкой хрипотцой, продолжая вглядываться в мои глаза. — Мама выигрывает.
У меня от его ответа мурашки по плечам пробегают и сердце почему-то, подпрыгивает.
— Капец, вы странные, — Аркаша обходит нас, — я за чипсами спустился.
— Мы отложим встречу, — Богдан размашисто шагает прочь. — На утро. Тебе надо отдохнуть.
— Какую, — Аркадия оглядывается, но Богдан выходит без ответа.
Наверное, не услышал.
— Какую встречу? — Аркаша переводит недоуменный взгляд на меня. — Я ничего не понял.
— Я просила папу отвезти меня к одной из наших старых знакомых сегодня, — неуклюже сажусь обратно на диван. — Он сначала согласился, а теперь передумал, — вздыхаю, — но отдохнуть я не откажусь, — перевожу взгляд на Аркашу, — отсыпь мне тоже чуть-чуть чипсов, м?
— Тебе нельзя.
— Можно, если чуть-чуть. Не вредничай, — вытягиваю ноги и откидываюсь назад, — кстати, Аркаш, помнишь Катюшу, — кошусь на него с небольшой хитринкой, — которой ты тетрадки порвал?
— Нет, — фыркает и исчезает за дверью. Злой и смущенный. — Не помню я никакую Катюшу.
Глава 31. Выросли
— Мам, ты еще не спишь? — в библиотеку заглядывает Аркадий.
А я под тусклым светом от напольного бра разложила на низком столике альбомы с ‘нашими семейными фотографиями.
— Нет, не сплю, — касаюсь фотографии, на которой Богдан с маленькими Светкой и Аркашей развалились на зеленой лужайке в саду и смотрят на облака.
— Папа так и не выходит из кабинета.
— пусть сидит, — пожимаю плечами и перевожу взгляд на обеспокоенного сына. — ты к нему заглядывал?
— Заглядывал.
— И?
— Когда я заглянул, он сидел в кресле с закрытыми глазами, — Аркаша подходит ко мне. —
Может, спал… — останавливается. — Вы поссорились?
Я переворачиваю страницу фотоальбома. Вот снимок, где он держит новорожденного Аркашу и смотрит на него с улыбкой, а к нему жмется насупленная Светка.
Я помню, как она сказала перед тем, как я их щелкнула, что хотела не братика, а сестричку и предложила обратно сдать Аркашу в роддом.
— Маме выдали не то заказ.
Богдан тут молодой и влюбленный. В меня, детей, в жизнь. Я очень давно не видела в нем вот такого восторженного и теплого взгляда.
— Да, поссорились, — киваю я.
Аркадий садится перед столиком на пол и подхватывает один из альбомов. Может, стоило солгать и сказать, что мы с Богданом не ссорились?
Но наш сын ведь не дурачок.
Мы с Богданом разошлись по разным углам дома и игнорируем друг друга.
— Из-за чего? — Аркаша поднимает взгляд.
Темная часть меня рвется к Аркаше с криками, что у его отца есть внебрачная дочь и другая женщина, но я давлю ее в себе.
Если правда и вскроется для наших детей, то в другом виде. Без криков, слез и оскорблений.
Потому что я не хочу радовать Кристину моими истериками. Или моего отца.
— Не бери в голову, — Вздыхаю я. — Неделя такая. Напряженная.
— Из-за того, что он тебя к подруге не повез?
Ну да. Для Аркадия все выглядит так, что мы поссорились именно после ужина, на котором все было хорошо.
— Да, а еще мы устали, — лгу я. — Вот и сорвались друг на друга.
Чувствую угол вины, что я лгу сыну, но это ведь ложь во спасение…