Переместимся в самое сердце Москвы – города, пульсирующего жизнью в ритме, который едва ли знаком тем, кто еще вчера был на полях сражений Донбасса. В голосе Никиты явственно ощущалась вся тяжесть пережитого, когда он рассуждал о контрасте между этими двумя мирами. Безусловно, он наслаждался комфортом, который после суровых военных реалий казался невероятной роскошью. Но его решимость не угасла, а лишь разгорелась с новой силой – напоминание о том, что истина всегда одна, где бы ты ни находился.
– Я помню те дни, – прозвучал в тишине его голос. – Те разговоры, которые внесли хоть какую-то ясность в понимание хаоса, который я видел. Маша, ты и я – неразлучная троица, у которой хватило смелости отправиться в самую гущу страданий и человеческого мужества.
Слова этого воина правды плавно перетекали друг в друга, выстраивая мостик понимания между двумя сторонами пропасти. Он понимал, как трудно Маше, постороннему человеку, разобраться в перипетиях культурных и моральных проблем Донбасса. И все же Никита, мудрая душа в молодом теле, надеялся, что сможет осветить неизведанные уголки этих проблем и поможет сбросить оковы предрассудков и предубеждений.
Я задумчиво кивнул, выражая молчаливое согласие.
– Действительно, люди на Западе все так же закрыты от мира пеленой полуправды и информационных манипуляций. Но ты был на самой передовой и видел жестокую реальность. Расскажи о своем опыте. И что случилось с твоей рукой?
В ответ Никита печально рассмеялся. На его предплечье виднелся шрам – напоминание о кровавых реалиях войны.
– Небольшая царапина, – отмахнулся он.
Но за этим беспечным фасадом скрывалось настоящее мужество. В другой вселенной за это ранение он получил бы «Пурпурное сердце» – символ отличия, которым награждают тех, кто имел несчастье вражескими пулями и снарядами испытать собственную шкуру на прочность.
Но смирение в словах Никиты было гораздо глубже, чем могло показаться.
– Не подумай, это не было каким-то героическим подвигом, всего лишь осколочное ранение, – объяснил он, вспоминая о тех событиях. – Рядом со мной разорвался минометный снаряд, осколок попал мне в руку. Руку зашили, все зажило, а я навсегда запомнил, насколько хрупка человеческая жизнь на линии фронта.
Три человека, связанные общим стремлением к истине, запутанной в сложной паутине событий, хорошо понимали переживания друг друга. Разговор был далек от завершения, это была лишь одна глава в долгой повести о мужестве и отчаянии. Повести, в которой запечатлены подвиги многих неизвестных героев.
Никита отвлекся от раны, откинулся на спинку кресла, переплетя пальцы, и попытался передать словами ужасы, которые он наблюдал, и свой опыт фронтовой жизни. Голос его был спокоен и размерен, во взгляде читались мудрость и решимость, которые едва ли соответствовали чертам его молодого лица. В каждом его жесте, в каждом слове и каждой паузе чувствовалось спокойствие и смирение. Для Никиты Третьякова ранение – ничто, история – все.
– Наверное, больше всего меня поразила стойкость людей, – медленно начал он, устремив взгляд куда-то за горизонт. – И не только солдат, но и обычных мирных жителей. Те, кто сидят в подвалах, живут жизнью, которой никому не пожелаешь, но при этом они проявляют мужество и выдержку, которая не может не вдохновлять. Речь идет не просто о выживании, а о сохранении чего-то более глубокого, чего-то… человеческого.
Я видел искренность в его глазах, чувствовал тяжесть его переживаний. Это был голос человека, который видел самую душу конфликта, а не только его внешнюю сторону. И я знал, что он может поделиться с нами тем, чего не сможет рассказать никто другой.
– Ты упомянул о мирных жителях, – сказал я, наклонившись вперед и устремив свой взгляд на него, – о людях, запертых в подвалах, борющихся за свою жизнь, которая в любой момент может оборваться. Каково было доставлять им помощь? Что ты видел в их глазах?
Лицо Никиты смягчилось, на губах заиграла улыбка.
– Надежду, – просто сказал он. – И благодарность. Мы привезли им еду и лекарства, но дело было даже не в этом. Мы смогли напомнить им, что о них не забыли. В их глазах я увидел силу, мужество и горячее желание жить. Это был удивительный опыт.
Я взглянул на Никиту, на лице которого отразились решимость и зрелость, приходящие только с опытом, полученным в самых суровых условиях.
– Никита, – сказал я, и в моем голосе звучало искреннее любопытство, – расскажи мне, почему ты пошел в российскую армию и как ты добился того, чтобы тебя зачислили в ряды военных?
Откинувшись на спинку кресла, он с отрешенным видом рассказывал о пути, который привел его туда, где он сейчас находится.