– Некоторые из ребят постарше посмеиваются надо мной, потому что я, бывает, начинаю говорить об эмоциях и чувствах. Но мы ведь не пустые оболочки, которые приехали воевать. Каждый из нас – уникальный человек, личность со своей историей, своими переживаниями. Никто не был к этому готов. И знаешь, если с кем-то поговорить о том, что у тебя на душе, то действительно становится легче. Особенно, когда теряешь товарищей в бою, – мрачно заметил Никита.
В глазах Никиты я увидел парадоксальное сочетание гордости и скромности.
– Да, я видел, как война меняет людей. Невозможно угадать, как человек поведет себя в экстремальной ситуации. Был у нас один мужичок, сорок четыре года, сварщик. Со стороны он казался ненадежным, даже в чем-то смешным, от тренировок отлынивал. Но когда пришло время, он мужественно выстоял против наступающего украинского танка: спокойно прицелился и подбил его из ПТУРа.
Никита на мгновение замолчал, прокручивая в памяти еще свежие образы.
– Да, тогда я понял, что нельзя судить о людях по одежке. В решающий момент они могут очень сильно удивить.
С нескрываемой гордостью Никита начал рассказывать историю, которая стала для него воплощением братства и доблести:
– Хотите поговорить о мужестве? Я расскажу вам историю о двух братьях из нашего взвода связи.
Он взглянул куда-то вдаль, будто собираясь с мыслями, и продолжил:
– Старшего мобилизовали первым. Он этого не ожидал, в шоке позвонил младшему и попросил позаботиться о матери. – Голос Никиты зазвучал более уверенно, словно эта история придавала ему сил. – Младший, ни минуты не думая, пошел добровольцем. Они служили вместе, отвечали за связь, обычно это довольно спокойная работа.
Никита засмеялся, но даже его смех звучал серьезно.
– Но в один из особенно массивных артобстрелов они проявили себя совсем с другой стороны. Нужно было эвакуировать раненых, но некому было это делать. Братья не стали ждать подмоги и бросились на передовую. Они вытащили пятнадцать парней и позволили остальным продолжать держать оборону. В самый ответственный момент они проявили невероятное мужество.
Я, увлеченный рассказом, наклонился вперед и с восхищением в голосе спросил:
– Они даже не стали ждать, пока закончится обстрел? Надеюсь, эти герои получат свои медали.
– Это еще в процессе, – ответил Никита. – Но дадут им медали или нет – это не имеет никакого значения. Они настоящие герои. Любой человек в такой момент способен проявить доблесть, которой от него не ожидаешь.
Такие истории ярко демонстрируют сложность человеческого характера, который раскрывается в условиях войны. Страх уступает место мужеству, выдержке и силе духа, которые объединяют боевых товарищей даже в самые сложные моменты.
Тишину нарушил робкий голос Маши:
– Никит, а тебе было когда-нибудь страшно на передовой?
Никита повернулся к ней и непонимающе переспросил:
– Страх? Нет, никакого страха, когда я уже адаптировался. Первый раз я по-настоящему испугался в апреле две тысячи двадцать второго года в Донецке. После этого – нет. Я пережил не один десяток артиллерийских обстрелов и заминированных дорог. Страх ни к чему хорошему не приводит.
Во взгляде Маши читалась заинтересованность. Она судорожно вздохнула, вспомнив, как и сама попала в опасную ситуацию:
– Да, все через это проходят…
Она имела в виду случай, когда мы по неосторожности заехали на заминированную территорию противника.
Никита ответил спокойным голосом, его внимание блуждало в каких-то далеких воспоминаниях:
– Да, и это часть процесса адаптации. Я помню, как один раз чуть не наступил на мину. Но знаешь, со временем привыкаешь к мысли о том, что можешь умереть. Как говорил Сенека, мы боимся смерти только потому, что мало о ней думаем. На фронте смерть повсюду, она становится обыденностью. Это просто часть жизни.
Голос Никиты стал твердым, в нем чувствовались мудрость и опыт, заработанные кровью и потом. Тщательно подбирая слова, он продолжил:
– Ты больше не испытываешь страх. Во всяком случае, не так, как раньше. Особенно когда ты в штурмовом подразделении, фактически всего в нескольких метрах от противника. В такой ситуации, как правило, ты уже свыкся с мыслью, что с тобой может что-то произойти. Это совершенно другая реальность.
Никита сделал многозначительную паузу, пока тяжесть его слов медленно оседала вокруг нас. Через несколько мгновений он спокойно продолжил:
– Даже здесь, в мирной и спокойной обстановке Москвы, я думаю о смерти. До меня периодических доходят новости о наших потерях, и это отрезвляет: ты понимаешь, что можешь стать следующим. Но это часть работы. Я сознательно на это подписался, я сам выбрал такой путь. Теперь это осознание – часть меня, пока не закончится война.