Потом последовало приглашение из некого общественного фонда, встреча в аэропорту с Майклом Уитни, который не терял из виду Владимира Михайловича ни на минуту. Была еще коллега Майкла, смазливая Ребека, которая эпизодически появлялась в барах.
Збигнев Бжезинский, худощавый мужчина с несколько вытянутым лицом, зачесанными назад волосами, говорил уверено, четко следуя главной идее, — тоталитаризм в СССР необходимо уничтожить, а СССР развалить. Поляк по рождению, он был ярым американским ястребом, ненавидящим СССР. Многие поляки воспитываются в духе ненависти к русским, такая практика имеет многовековую историю. Парадокс биографии Бжезинского заключается в том, что он родился в СССР в польском консульстве в городе Харькове, где работали его родители. Чтобы не осложнять мальчику жизнь, местом рождения была указана Польша.
Майкл Уитни не подозревал, что его опекаемый прекрасно осведомлен о взглядах докладчика, знал, что двадцать лет назад Збигнев Бжезинский работал в Колумбийском университете. Владимир Михайлович знал, что Бжезинский являлся активным сторонником секретной программы ЦРУ по вовлечению СССР в дорогостоящую войну в Афганистане, которая должна была подорвать экономические возможности в холодной войне СССР с Западом. Сергей Георгиевич внимательно слушал доклад, отметив для себя одну особенность: Бжезинский считает США мировым гегемоном и отрицает возможность обретения подобной роли другими государствами в обозримом будущем.
Лекция закончилась. Студенты стоя аплодировали мэтру американской политики, аплодировал и Владимир Михайлович, что было приятно Майклу Уитни, который одобрительно кивал.
Выходя из аудитории, Владимир Михайлович испытал облегчение. В целом злобная речь эмигранта, местами, возможно, справедливая, вызвала раздражение, которое надо было скрывать, что вполне удавалось молодому сотруднику спецслужбы СССР.
* * *
— Мне попалась информация, что в Twitter Джон Маккейн в своем микроблоге обратился к Путину и предупредил о катастрофических последствиях, если Путин выдвинет свою кандидатуру на пост президента России. Вы, очевидно, читали? — поинтересовался Сергей Георгиевич.
— Я в курсе. Много страшных предсказаний он выдал. Кстати, Сергей Георгиевич, повторюсь, у меня в памяти отложилось, что Вы точно предсказываете события.
— А я повторюсь, что не стал бы столь категорично утверждать, — с нотой сомнения сказал Сергей Георгиевич.
— Но все, что Вы в прошлом году предсказали, сбылось. Итак, что скажете о страшилках сенатора Маккейна?
Сергей Георгиевич, удивленный столь необычной просьбой Владимира Михайловича, не сразу ответил. А когда стал говорить, слова словно приобрели необычную тяжесть, звучали медленно и с паузами:
— Не могу сказать, как победит Путин — в первом туре или во втором. Но цветной революции не будет, не будет и бунта.
— А что будет?
Владимир Михайлович видел, как болезненно изменилось лицо Сергея Георгиевича, что-то укоризненное мелькнуло в глазах.
— Что будет? — медленно переспросил Сергей Георгиевич. — Будет большая обида, разочарование и удаление. Удаление власти от народа, народа от власти.
— Удаление элиты от народа?