Именно эта ситуация послужила толчком к «смене караулов» в Кремле. Мягкость и нерешительность Степашина, его поиски компромиссов с бандитами принесли очень горькие плоды. А когда началось вторжение, он прилетел из Дагестана совершенно подавленным, доложил, что положение катастрофическое, и фактически мы уже потеряли Дагестан, оттуда придется уйти. Но Ельцин оказался настроенным совсем иначе. 9 августа он вполне заслуженно отправил Степашина в отставку. Исполняющим обязанности премьер-министра назначил Путина. И в тот же день, еще конфиденциально, назвал его своим преемником.
Из стенограмм телефонных разговоров сейчас известно, как где-то осенью Ельцин рекламировал Путина перед Клинтоном: «…Наконец, я наткнулся на него, на Путина, и изучил его биографию, его интересы, его знакомых и т. д. и т. п. Я понял, что он надежный человек, хорошо разбирается в том, что находится в сфере его ответственности. В то же время он обстоятельный и сильный, очень общительный и может легко входить в контакт с потенциальными партнерами… У него есть внутренний стержень. Он силен внутренне. И я сделаю все возможное для его победы — законным путем, разумеется. И он победит. Вы будете вести дела вместе. Он продолжит линию Ельцина, ориентированную на демократию и расширение контактов России…».
После расшифровки этих стенограмм посыпались насмешки, что выдвижение Путина «согласовывалось» с США. Однако серьезной почвы под собой они не имеют. Ельцин никогда не был мудрым, но хитрить и темнить он умел хорошо, еще с обкомовских времен. Остается открытым вопрос — насколько он был искренним с Клинтоном? А после югославской трагедии он имел все основания не быть искренним. Понимал, что политику безусловного доверия к Америке надо менять. Но стоило ли об этом распространяться перед «другом Биллом»? Ельцину требовалось, чтобы избрание Путина встретило меньше помех, в том числе с западной стороны. Вот президент и характеризовал его соответствующим образом.
А тем временем в Дагестане обстановка накалялась. К боевикам Басаева и ваххабитам Кадарской зоны со всей республики стекались единоверцы, расплодившиеся благодаря «нейтралитету» Степашина. Но теперь правительство возглавлял не он, а жесткий и волевой Путин. Правда, боевые действия, как и в 1994 г., начались с неразберихи, ведомственных неутыков. Начальник Генштаба Квашнин заявлял, что конфликт в Дагестане — это внутреннее дело России. Значит, и действовать должны внутренние войска, а не армия. Хотя силы МВД не имели тяжелого вооружения, несли серьезные потери. Но Путин взял на себя общее руководство операцией, самовольство генералов пресек, наладил взаимодействие различных ведомств.
Пришло время определиться и в отношениях с Масхадовым. На словах он осудил нападение на Дагестан, но при этом отмахнулся, что Ичкерия не имеет никакого отношения к Басаеву и Хаттабу. Тогда вопрос был поставлен ребром, ему официально предложили действовать против террористов совместно с российскими войсками, а в Чечне уничтожить их базы, склады, лагеря. Он не только уклонился, а выступил с резким протестом против заявления Путина о нанесении ударов по базам в Чечне. С оскорбленным видом возражал, что конфликт в Дагестане — внутреннее дело России, пускай сама и разбирается, на своей территории.
16 августа Дума постановила считать вторжение из Чечни «особо опасной формой терроризма с участием иностранных граждан, направленной на отторжение Республики Дагестан от Российской Федерации». На этом же заседании Путин был утвержден премьер-министром. А уничтожить ваххабитов наметили по очереди. Сперва основные силы навалились на отряды Басаева и Хаттаба в Ботлихском и Цумандинском районах. Их надежды на массовую поддержку дагестанцев не оправдались. Со времен их рейдов на Кизляр население видело в боевиках бандитов. Присоединялись единицы, зато на стороне России выступили дагестанские ополченцы. Террористы укрепились в горах, дрались фанатично и умело (большинство в этих формированиях прошло спецлагеря, было много иностранных наемников и «добровольцев»). Атаки не приносили успеха, оборачивались значительными потерями. Но врагов перемешивали артиллерией, авиацией, ракетами. Их ряды таяли. 23 августа Басаев приказал остаткам своего воинства уходить обратно в Чечню.
После этого контингенты армии и МВД были переброшены на Кадарскую зону. Здесь тоже пришлось вести серьезные бои. Главное село Карамахи было превращено в настоящую крепость с убежищами, подземными ходами. При массированных бомбардировках мирным жителям позволили уйти, но вместе с ними выскользнула и часть боевиков, заняла позиции по окрестным горам. И в это же время, 5 сентября, последовало второе вторжение из Чечни. На этот раз Басаев и Хаттаб собрали под своим началом гораздо больше полевых командиров с их отрядами. Целью объявлялось выручить единоверцев в Кадарской зоне, отвлечь русских на себя.