Я попрощался с Верой еще там, в квартире, в маленькой комнатке со старыми розовыми обоями, яркими в тех местах, где возможно еще вчера висели фотографии маленькой Веры, а может ее рисунки, а может просто картинки с водопадами или котятами. За ее окном виднелись заснеженные макушки тополей, внизу дорога, вверху небо. Разным Вера видела небо из своего окна: и хмурым, как сегодня, и радостным, веселящим тополиные листочки, и дождливым… И я увидел это все вместе с ней, за один взгляд, на один миг. Я не сказал «пока», потому что пустая комната мне непременно ответила бы тем же.
А теперь собирался. И Вера тоже собиралась что-то сказать, ведь нельзя же так долго смотреть друг на друга молча. Но из окна их старой жизни уже летела вниз новогодняя ёлка. Приземлилась почти бесшумно, потому что мягкая, укутанная в мишуру. Только несколько пластмассовых шаров покатилось по снегу, а стеклянные, те что, наверное, из Вериного детства разбились, почти неслышно, как разбивается все хрупкое, изящное, дорогое.
Мы все как зачарованные смотрели на ёлку. И я продолжал на нее смотреть, когда рядом уже захлопнулась дверь автомобиля, зарычал мотор, захрустел снег под тяжелыми колесами.
Пока, Вера.
В моей руке оказались деньги, те которые Вере на цветы. Теперь я смотрел на них, забыв про ёлку. Сунул в карман, пошел прочь.
– Леха, ты куда? – слышал я за своей спиной, но оглянуться уже не мог, тем более ответить.
Шел по тротуару, вдоль проезжей части, хотя обычно двориками. В череде небольших магазинчиков, у автобусной остановки нашел цветочный магазин. Выбрать букет оказалось не сложно, взял тот, чья цифра на ценнике соответствовала той, что на купюре в моём кармане. Поспешил продолжить путь, чем быстрее, тем теплее.
Город стоял наряженный, оживлённый, все из детства – все волшебное. Так должна начинаться новая жизнь – с гирлянд и цветов, улыбок и суеты.
Уже у Розиных ворот взглянул на букет – маленькие белые бутончики роз, много-много. Легонько пнул ворота, залаяла собака, зло, надрывисто.
Вышла Розина мама, обрадовалась мне.
– Розочка дома! – сказала она, не сводя восхищенного взгляда с букета.
Повела меня в дом. Собака лаяла еще заливистей, топча снег вокруг своей будки, насколько это позволяла ей короткая цепь.
Холодная прихожая, теплая кухня. Пока я разувался, Марина Алексеевна держала букет. Когда из комнаты вышла Роза, она поспешно сунула его обратно мне, и второй ботинок я снимал уже одной свободной рукой. Розина мама еще раз окинула нас сияющим взглядом и ушла в соседнюю комнату, где в углу стояла зажженная елка.
– Привет, – сказал я Розе.
– Цветы кому?
– Тебе.
– В честь чего?
– Начинаю новую жизнь.
– А-а, – она взяла из моих рук букет и положила его на кухонный стол.
– Ну, заходи.
Она провела меня в свою спальню. К ней вела дверь из кухни.
Роза села на кровать, с которой видимо я и поднял ее своим появлением. Я сел в кресло напротив. Она сидела, подобрав под себя ноги по-турецки, чуть сгорбив спину.
– Уехала? – спросила она меня про Ладу.
– Наверное.
Немного помолчали и Роза сказала:
– Ко мне, когда полицейские пришли, – и, не выдержав, прыснула со смеху, видимо история ее очень забавляла – я так перепугалась! Не знала что сказать…
Я кивнул.
– Сказала, что мы с Ладой вечерок коротали. Там же вроде все хорошо закончилось? Ты не в обиде?
– Нет.
– Ну и хорошо.
Начав веселиться, Роза уже не могла остановиться и весело спросила:
– А чего цветы-то притащил? Как честный человек теперь хочешь на мне жениться?
– Нет.
– А жаль, – Роза вытянулась на кровати, запрокинув руки за голову – а то маман заела уже, говорит давно пора.
Какое-то время она лежала, улыбаясь своим мыслям, потом взглянула на меня, спросила:
– А ты чего не раздеваешься?
Я сидел в куртке, даже не расстегнул ее.
– Да я пойду.
Так и сделал. Роза нехотя встала с кровати и поплелась за мной.
Обулся, натянул шапку.
– Цветы можно заберу?
Цветы Марина Алексеевна заботливо поставила в вазу с водой. Роза безразлично пожала плечами и, вытащив букет из тесной вазы, подала его мне. Пару капель с него упало мне на ботинки.
Шёл прочь от Розиного дома, и очень волновался за цветы. Прижимал их бережно к себе, пытался согреть дыханием, они в благодарность сладко пахли. Только ради них запрыгнул в трамвай, проехал пару остановок. Так быстрее, чуть теплее.
Я буквально влетел в подъезд, вбежал вверх по лестнице, забарабанил в дверь. Дверь открылась, на пороге стояла мама, улыбалась мне.
– Лешенька! Ты не забыл!
А я забыл. Забыл, что сегодня день Нового года. А вместе с тем забыл, как каждый год мама сокрушалась, что день ее рождения совпадает с днем празднования Нового года, как за ее именинным столом все поздравляют друг друга «с наступающим», и тосты звучат за счастливый грядущий год.
Я протянул букет, а она:
– Заходи, сыночек.
И взяла у меня его уже в коридоре. Пока я раздевался, мама улыбалась цветам, нюхала их, касалась щекой.