Предисловие к жизни

Ваня улучил минуту и кинулся на тебя, вы начинаете возиться и кряхтеть посредине цеха. Всю жизнь вы возитесь, начиная с первого знакомства в первом классе. За возней вас застает механик Асеев, длинный-предлинный дядя, которого все на заводе зовут пожарной лестницей. Он всегда спешит, всегда задыхается от спешки.

— Балуетесь, малыши? — без улыбки спрашивает механик. — Давай чертеж, Ларичев.

— Нету, порвал чертеж. Новый пока не начертил.

— Я так и знал, у самих не готово, а погоняют уже. Пряхин дал грязный листочек с каракулями. Всегда так: делай быстро и обязательно без чертежей, по словам и по каракулям. Рисуй при мне, сейчас.

— Не могу сейчас, у меня цех на руках.

— Не хвастайся, у меня целая мастерская на руках и вагон дел. Медник освободился, мог бы заняться твоей чертовщиной. Не хочешь — не надо, потом пожалеешь.

— Он сейчас займется! — вступился Ваня и толкнул тебя: — Иди с ним, а я останусь в цехе.

7

Аркашка Фиалковский был известен среди школьных ребят и их родителей не одним музыкальным талантом. Не меньшую известность он приобрел как «мальчик, который не любит гулять». Аркашка мог часами бренчать на пианино, мог слоняться без дела из угла в угол или, на худой конец, даже читать книжки. Его невозможно было упросить, уговорить либо заставить просто так выйти на улицу.

— Арочка, ты совсем зеленый, иди на часок, подыши воздухом, — умоляла мать. — Ты живешь совсем без кислорода.

Она сердилась, плакала, много раз пыталась его подкупить обещанием подарка или денег («Иди на Сретенку и купи ирисок»), часто из-за этого ссорилась с мужем («Ты же мужчина, повлияй на ребенка, покричи на него, он же погубит свое здоровье!») — ничего не помогало.

Отец Аркашки, Григорий Семенович, не умел повлиять и покричать, он отличался удивительно мягким, кротким характером. К тому же он благоговел перед сыном и так высоко ставил его музыку, что не могло быть и речи о какой-то попытке сказать мальчику решительное и строгое слово. Сам Аркадий позволял себе резко и грубо разговаривать с отцом, раздраженно кричать на него.

— Пусть ребенок сидит дома и занимается музыкой, — робко возражал Григорий Семенович жене при очередном объяснении. — Дался тебе кислород! Я врач и знаю: есть люди, которые не любят выходить на свежий воздух, питают отвращение к физкультуре и живут здоровяками по сто лет. Арочка именно такая натура: у него нет способностей и расположения к спорту.

— Ты врач зубной, разбираешься в пределах рта, и, между нами говоря, ты не столько врач, сколько зубной техник, — сердилась Раиса Михайловна, мать Аркадия. — Тебе бы блаженно дремать под его музыку, остальное тебя не касается. Как и всегда, должна решать, думать, делать я.

Она подумала и решила для Аркадия проблему кислорода. Из школьных ребят Раиса Михайловна призвала на помощь Костю и Бориса. С их участием и начался ежедневный вывод Аркашки на улицу.

Аркашкины мучители приходили под вечер, полные решимости, энергии и чувства ответственности. Наскоро проглотив кондитерское угощение благодарной мамы, Костя и Борис принимались за работу. Отец торопливо покидал свой кабинет с бормашиной, одевался и удирал («Не могу слышать эти крики и вопли»). Действительно, начинались возня и вопли, Аркашку под руки выводили, иногда и выносили, на прогулку, продолжавшуюся по договоренности не меньше полутора-двух часов.

Музыкант ругался, стонал и проливал слезы, пытался по примеру матери повлиять на приятелей вульгарной взяткой («Ну хватит уже гулять, сколько можно? Пойдемте в кино, у меня есть денежки»), — ничто не нарушало железного приобщения Аркашки к свежему воздуху. (Про себя признаемся, что два или три раза юному Фиалковскому удалось все же соблазнить ребят новой кинокартиной.) Костя и Борис даже изловчались водить подшефного на каток, где Аркашка ковылял, будто на протезах, ведомый с обеих сторон, или безучастно сидел на скамейке. Сколько-нибудь сносно кататься он так и не научился (может быть, отец был не совсем не прав в оценке Аркашкиных спортивных данных).

Костя Туфлин вспомнил кислородную эпопею, глядя, как Аркадий Фиалковский после третьего или четвертого понукания натянул на потное лицо ватный респиратор, взял в руки трехметровой длины палку со скребком на конце и медленно побрел к камерам. Уже в который раз Костя поймал себя на желании догнать Аркашку и дать ему пинка. Отравляет настроение, музыкант!

Костя и Аркадий работали в цехе сублимации. Сюда же в ночную смену выходили Женя Каплин с Яшкой Макарьевым.

Цех занимал целиком четырехэтажное здание. Внизу, в первом этаже, стояли два всегда жарких аппарата-сублиматора, похожих формой и цветом на два гигантских каравая пшеничного хлеба (неожиданный цвет придавала асбестовая обмазка).