Предисловия-послесловия

Так случается, увы, нередко со многими — в том числе и хорошими! — прозаиками, имеющими что сказать, но не владеющими «малопочтенным» даром занимательности, если хотите, беллетристичности. И так никогда не случается с Валерием Алексеевым вне зависимости от того, пишет он повесть о чистой и горькой первой любви («Игра в жмурки») или пересказывает в фарсово-бытовом ключе бродячий сюжет о продаже души за всяческие блага («Удача по скрипке»), обличает самодовольный рационализм («Последний шанс «плебея») или исследует, социологу подобно, круг ценностей рядового интеллигента городской складки («Рог изобилия»). Он знает, где необходимо установить дистанцию между рассказчиком и слушателями, а где можно сократить ее до предела; где следует максимально активизировать читательское внимание, не чураясь самых авантюрных решений, а где стоит дать ему передышку, помедлить, с тем чтобы очередной сюжетный кульбит был неожидан, а финальная реплика прозвучала, как ей и положено, ударно, звонко, точно.

Надо ли говорить что подобная искушенность в читательских запросах, подобная распорядительность в использовании приемов и средств из арсенала «сугубой» беллетристики ровно ничего общего не имеют с малодушным стремлением приноровиться к аудитории, потрафить вкусам наиболее невзыскательной ее части и сорвать аплодисменты, наскоро перелицевав дюжину потрепанных красивостей и пару-тройку изрядно потускневших афоризмов?

Проза Валерия Алексеева — серьезная проза.

И разговорно-легкий, «нарядный» слог, и изобретательная простота сюжетных конструкций, и занимательность повествования, которую никогда, впрочем, не заподозришь в родстве с развлекательностью, и ирония как основной принцип интонационной организации — все это здесь отнюдь не самоцель, но средство, способ взаимодействия художника с широкой, демократической, молодежной по преимуществу аудиторией. Прививая дичок массовой беллетристики к вечнозеленому древу серьезной литературы, он ясно сознает вспомогательный, служебный характер всех ухищрений беллетриста. Он непреклонен в решимости выполнить первейшую обязанность прозаика — увлечь читателя, безраздельно завладеть его вниманием, но помнит, что это только первейшая, а отнюдь не главнейшая и, уж во всяком случае, не единственная обязанность писателя.

Весь вопрос в том, во имя чего увлечь...

Читатель, внимательно следящий за творческой эволюцией Валерия Алексеева, отметит, наверное, что в последних своих работах писатель явно предпочитает «выдергивать» героев из плотного и цепкого бытового окружения и помещать их в условия едва ли не лабораторные. Вспомните, какими сочными мазками был выписан фон в «Людях Флинта», как густо была «заселена» повесть «Светлая личность», какое многообразие житейских связей опутывало незадачливого героя «Игры в жмурки».

Теперь иное. Число персонажей сведено к минимуму, причем поставлены они в столь жесткие отношения друг с другом, что возможность постороннего воздействия на их переживания и поступки практически исключается. Никаких неучтенных «шумов» и «помех»! Все, что не работает непосредственно на выявление сверхзадачи, изгнано за пределы сюжета. Фабульные конструкции оголены, условия задачи обозначены с неукоснительной строгостью.

А конфликты?.. Ну что это, помилуйте, за конфликты? Сотрудник солидного исследовательского института, дабы доказать истинность своей научной гипотезы, пользуется услугами весьма сомнительного субъекта, умеющего, благодаря каким-то своим психоанатомическим аномалиям, кого угодно побудить к чему угодно («Выходец о Арбата»). В чрезвычайно важном учреждении — опять-таки научном! — обнаруживается инопланетянин, сообщающий своим неведомым собратьям по разуму слухи, гуляющие по отделам и коридорам этого почтенного учреждения («Чуждый разум»). Скромная служащая ателье проката продает некоему филиалу свою бессмертную душу в обмен на музыкальный гений сына («Удача по скрипке»).