Он ошарашенно уставился в стену. Стена как стена. В старых затекших обоях. Слева от стеллажа фотография. Перед глазами вспыхивала гроза, самолет в грозе и неистовый толчок воздушной волны, отнявший мать у Пети Моржова.
Зашуршала портьера. Наконец-то он вернулся.
Вошел потомок, в руке его горела свеча.
– Пробки отказали! – сказал он. – В той комнате. Я уже к электрику бегал. Вы не можете починить?
Он пошел в столовую. Зыбкое пламя шло за ним. Костя глядел на худые лопатки, на уродливую остроту торчащих плеч, и странное чувство, будто его заперли, снова охватило его.
– Кто-нибудь читал «Переписку» в зеленой папке? – осторожно спросил он первое, что пришло в голову.
– Зеленая? Это мамина.
Пальцы Кости впились в ручки двери.
– Ты читал? – сказал он. – Ты заглядывал в эту папку?
– Зачем?
Костя рванулся в кабинет, схватил со стола зеленую папку.
– Ты когда-нибудь слышал о письмах Сухово-Кобылина и француженки? Припомни, постарайся: драматург, автор трилогии… француженка, его возлюбленная… – повторял он вяло.
Потомок страдальчески напрягся. Он сделал над собой усилие, и оно отразилось на лбу, искривило брови и губы.
А Костя все смотрел на Петю Моржова. На свечу в его руке, на слабые плечи. Но видел перед собой другое. Самолет над Гималаями. Девочку, около которой стояла в проходе Тамара Кудрявцева. Он машинально взял свечу у парня, забрался на стремянку. Покрутил один патрон, другой. Свет зажегся.
Потомок, не поднимая головы, следил за пламенем свечи. Лицо его выглядело больным. Подбородок дрожал, – казалось, сейчас он упадет.
– Что с тобой? – испугался Костя. Его всего перевернуло от вида этого парня.
– Ничего, – ответил тот. – Разве что-нибудь случилось?
– Нет, нет, – запротестовал Костя. – Как с уроками?
– Никак.
– Может, вместе подгоним?
– В другой раз, – сказал Петя и съежился.
– Ну ладно. Уроки не убегут.
Парень устало поднял глаза:
– Вы уже все прочитали?
Он обхватил руками плечи. Глаза заморгали и отступили в глубину. Костя попытался перехватить этот взгляд, чтобы он не ускользнул, но было поздно.
– Да вроде почти все. Тебе нездоровится? – переспросил он громко, словно хотел разбудить парня.
Тот не реагировал.
– Нездоровится, что ли? – повторил Костя.
Парень помедлил.
– Нет. Просто устал. Мысли разные.
– Ну конечно… – Костя пробовал перестроиться. Надо было удержать внимание потомка во что бы то ни стало. Казалось, на Костю надвигается нечто проясняющее и важное, чего нельзя упустить. Что-то ведь тревожило Петю Моржова.
– Может, мне посидеть здесь до отца? Когда он вернется-то?
Парень, не отвечая, сел на диван, сложил руки на коленях.
– Какие-то письма, я слышал, мама старичку отдала, – пробормотал он. – Из Ленинграда приезжал. Кажется, то, чем вы интересуетесь.
Костя почти не слушал. Ему надо было спросить. Это было подло и не по-мужски, но он не мог совладать с собой.
– Как, – сказал он, запнувшись, – как ты узнал о матери… Если тебе неохота…
– Почему же, – удивился парень. – Это было давно, и я уже отвык от нее. – Потом он подумал и добавил: – Пришли ее товарищи. Втроем. Тетя Инна – «миллионерша» (это так ее прозвали). Их командир корабля Гребнев и штурман Петя. Сказали – трагическая случайность. Я ж вам говорил, она не привязанная была.
Парень слез с дивана и задул свечу.
– Не могу, когда свечи горят. После этого мы с отцом жили. – Он сморщился… – Отец от меня больше не уезжал. – Парень сидел, сложив руки на коленях, тощие плечи были приподняты еще больше, чем при ходьбе. – Мы с отцом много животных держали, – сказал он шепотом и посмотрел на Костю проверяющим рыжим глазом. – Знаешь, каких только не было. Редкие. – Парень оживился. – Однажды вышла, правда, промашка. – Он потер рукой квадратный лоб и, не замечая своего «ты», зашептал: – Видал на рынке бурундука? Так вот, мы с отцом его тоже там купили. Серого, с коричневым брюшком, только уж очень жалкий, обиженный какой-то. Ну, думаю, выхожу. А он дома прыг и исчез. Где-то под шкафом притаился и ни звука. Искали, искали… Так спать и легли. Наутро отец встал сердитый. Говорит, чтобы после школы был пойман. «Обиженный, – передразнил он. – Всю ночь спать не давал, зубами лязгал».
Вечером пришла тетка, его сестра, вот у которой мы сегодня были, она гонялась за ним, гонялась… Он забился под тахту и хоть бы что. Мы давай тахту приподнимать. Тяжеленная. Подняли, держим ее на весу, я заглянул вниз – нет его. Мы тахту и опустили. – Парень снова потер лоб. – И раздавили. Только пискнул. Отцу долго не рассказывали. Он суеверный был. В приметы верил, как в погоду.
– А теперь?
– Что теперь? – Парень не понял.
– И теперь верит?
Что-то переменилось в нем мгновенно. Он сполз с дивана и пошел. У двери обернулся:
– Теперь нет. – Он потоптался, будто искал что-то между портьерами. – Вы побудьте со мной, пожалуйста, – попросил он. – А то она еще долго… тетка…
– А отец? – повторил Костя настойчиво. – Когда он приедет?
– Он не приедет, – сказал парень. – Он умер.
Костя окаменел. Ноги, как стопудовые, припаялись к полу.
– Давно… умер?
– Неделю.