Представление о двадцатом веке

Конечно же, за стенами Академии существовала иная реальность, но для воспитанников, учителей и ректора это не имело никакого значения. Все знали, что она существует, школа выписывала какие-то газеты, которые кто-то из учеников иногда брал в руки, но в целом внешний мир воспринимался несколько иллюзорным, поступающие извне сообщения казались разрозненными, неправдоподобными слухами. Через год после поступления Карстена Дания была оккупирована Германией, и если у кого-нибудь возникнет вопрос, как это повлияло на будни школы, то ответ будет: «Почти никак». Десятого апреля немецкие солдаты установили на рыночной площади города Сорё свои пулеметы, играл немецкий военный оркестр, и Мальчик, который стоял за спиной Карстена в актовом зале, отправился разговаривать с немецкими солдатами. Через несколько дней Карстену на утреннем песнопении вручили награду за прилежание, и ректор сказал: «Вы продемонстрировали усердие, невиданное в этом столетии, и, когда вы вылетите из гнезда, вас, как я предвижу, ждут великие, прекрасные свершения на благо Дании и на радость вашей матери (тут ректор на минуту задумался), они прославят нашу школу, и я хотел бы попросить вас всех (тут ректор, преодолевая себя, отвел взгляд от карих глаз Карстена) по возможности экономно использовать туалетную бумагу, которую в связи со сложившимися обстоятельствами мы получаем теперь в ограниченных количествах».

Выражение «сложившиеся обстоятельства» в Академии использовали, говоря о немецкой оккупации, о которой вообще мало кто задумывался. Но потом Мальчик-из-актового-зала написал в школьной газете, что оккупация — это надругательство над демократией, после чего ректор распорядился изъять весь тираж, давая понять всем, кто еще не определился со своей позицией, что иногда лучше вообще не иметь собственного мнения. В ответ на это Мальчик сочинил памфлет и сам его размножил, напечатав одним пальцем под копирку на пишущей машинке. В этом памфлете он заявлял, что его не удивляет, что школа закрывает глаза на преступную нацистскую оккупацию страны, — лично он никогда не сомневался в том, что все эти патриотические разглагольствования в стенах Академии — сплошное лицемерие, и никого не интересует то, что происходит сегодня, вместо чего все предпочитают со слезами на глазах вспоминать настроения 1848 года, потери 1864-го и воссоединение 1920-го. К тому же он хотел бы донести до соучеников и товарищей, какой поддержкой среди учителей школы пользуются арийские представления о том, что вся античность на самом деле происходит от мигрировавших на юг скандинавских племен — в полном соответствии с бессмысленной болтовней писателя Йоханнеса В. Йенсена. Такие представления, по мнению Мальчика-из-актового-зала, следует считать нелепыми, безосновательными и оскорбительными. Конечно же, и этот памфлет был конфискован, а вскоре и использован в качестве аргумента, когда родителей автора попросили забрать сына из школы, и если я и упомянул тут всю эту историю, то лишь потому, что на Карстена она произвела глубокое впечатление — столь глубокое, что почти пятьдесят лет спустя, в нашем с ним разговоре, он мог почти дословно воспроизвести текст памфлета.