Предвестник землетрясения

После этого она не проронила ни слова, не могла проронить ни слова, и жизнь пошла куда проще. Дома этого то ли не заметили, то ли испытали облегчение. Семеро (шестеро) братьев со времени происшествия утратили вкус к крови сестры. В школе учителя ее не трогали; как ни крути, в каждом наборе должна встречаться парочка чудиков. Остальные дети шептались за ее спиной, но слишком близко не подходили, потому что знали, что она может и порешить как пить дать. Минули три безмолвных, благословенных года. А потом она выиграла юношеский шахматный турнир графства.

Местная газетенка подготовила статью о Люси — Трагическом Безмолвном Гении. Если Люси чего и не могла терпеть превыше всего прочего, так это домыслов о Люси. Такая кроткая, такая беспрекословная, писали они свои фантазии о ее одиночестве, и ее тяга к шахматам — отчаянная последняя надежда на общение с миром. Люси же взялась за шахматы как раз потому, что в них нет нужды разговаривать. «Шах» можно передать глазами и бровями. А если какой-то педант настаивает на употреблении слова, его можно написать на тыльной стороне ладони. Так что на церемонии вручения призов она открыла рот и четко, но небрежно произнесла в микрофон: «Спасибо», — словно разговаривала каждый день. Шах и мат. Вот только загнала себя в угол. Однажды заговорив опять, было уже невозможно открыть для себя безмолвие снова.

* * *

В средней школе Люси завела подругу — свою первую и единственную подругу, пока она не покинула дом в восемнадцать лет. Звали ее Лиззи. Хотя теперь Люси разговаривала, остальные дети давным-давно объявили ее бзикнутой. Люси приняла свою бзикнутость как должное и вполне естественно приняла роль подруги для других бзикнутых. Лиззи была настолько же долговязой, насколько Люси была коренастой. Даже в одиннадцать лет она была ростом с самого высокого из учителей. У нее были длинные гладкие волосы и тонкое, печальное лицо. Вместе они выглядели еще диковинней, но имели много общего. Люси играла на виолончели, а Лиззи — на тромбоне. Порой они играли вместе во время десятиминутных переменок между уроками. Находили уголок в классе или на игровой площадке и исполняли простые дуэты, основанные на пьесах, похищенных у школьного оркестра, или песнях, услышанных по радио. Они были шоу уродов, и, естественно, люди таращились, насмехались, порой дразнили их. Но никто никогда не пытался им помешать.

Им было не на что жаловаться. Они наслаждались тем, что предоставлены сами себе. Дразнилки этих сиволапых ранить не могли. Они предпринимали уйму попыток изобрести собственный язык, обычно кончавшихся провалом. Но на уроках французского они на голову опережали остальных учеников. Люси и Лиззи читали комиксы об Астериксе, выписали слова в свои французские словарики, говорили вместе по-французски. Когда им недоставало знания слов или грамматики, они их изобретали, произнося с французским акцентом, перенятым у Дебби Харри из «Вершины популярности»[15]

. Они искренне верили, что говорят по-французски, хотя теперь Люси сомневается, что кто-либо из французов понял бы хоть слово из сказанного ими.

Но этого было маловато, чтобы удовлетворить Люси. (А чего хватило бы?) Секретный язык был недостаточно секретным, чтобы гарантировать полную изоляцию от остальных. И вообще, Лиззи вечно прогуливала школу, считая себя больной. За годы она перепробовала рак, артрит, люмбаго, грипп, менингит, подагру, лихорадку денге и многое другое. Люси знала, что Лиззи не могли донимать все эти недуги, но она страдала, будто они и в самом деле ее донимали. Люси же была сильна, как бык, и без подруги страдала от одиночества.

Если воображение Лиззи странствовало по страницам медицинского словаря, то Люси пылала страстью к атласам. Держала скудную семейную коллекцию карт и атласов у себя под кроватью в комплекте с фонариком. Что ни ночь, она изучала какую-нибудь страну — ее горные хребты, реки и в первую голову ее язык. Школьная экскурсия в Британский музей стала для Люси откровением. Впервые узрев Розеттский камень[16]

, она постигла слабое место своего образования. Оно основано на латинском алфавите. Пока остальные подростки щебетали вокруг, Люси взирала на камень. Иероглифы терзали ее скрытым смыслом, но она знала, что в них таится послание для нее. Послание, что она должна изучить язык, даже читать на котором не способен никто из знакомых, а уж тем паче говорить.

* * *