Ответить мне было нечего. Я попалась с поличным. Могла лишь сказать, что сожалею, но на самом деле ни капельки не сожалела, что смотрела, сожалела лишь, что попалась. Встала, но поглядеть в лицо Тэйдзи не могла.
— Я знаю. Мне не следовало смотреть.
— У нас ни единого посетителя, так что меня отпустили на вечер. Я собирался тебе звонить.
— Теперь незачем, — развела я руками.
— Да. Незачем.
Он зашел ко мне спереди, заглянув в мои глаза.
Я подумала, что сама все обломала. Несколько секунд он хранил молчание. Теперь, увидев эту женщину, актрису, я увидела его в новом свете. Глаза казались темнее, волосы гуще, кости проступали более отчетливо. Словно он вдруг оказался в фокусе камеры. Я уставилась на него, ожидая слов.
— Давай останемся. А?
Одной ногой он отпихнул открытую коробку в угол комнаты. Потянул меня на кровать и сел рядом. С выражением печали на лице взял меня за подбородок и поглядел на меня. По-моему, ему было не по себе оттого, что он поймал меня с поличным. Наверное, он осерчал, но притом и жалел меня. Он следил за мной не одну минуту. Не знаю, что он высматривал, но меня тревожило то, что он мог увидеть.
Я не могла выбросить насупившуюся женщину из головы. Мне надо было спросить.
— Кто она?
— Сачи.
— Где она теперь?
— Не знаю. Ушла.
— Вот внезапно взяла и ушла?
— Между нами все кончилось. Она ушла. Я не пытаюсь ее найти. — Он глубоко вздохнул. — Люси, я нашел тебя и больше о Сачи не думаю.
Я не обмолвилась ни словом. Трудно было поверить, что он больше о ней не думает, когда я была уверена, что он никогда не переставал думать о ней.
— Когда что-то ушло, оно ушло. Ищешь следующее. Я нашел тебя.
Мы занимались любовью, но я не была способна насладиться. Я чувствовала себя виноватой, потому что вломилась в квартиру Тэйдзи, а еще виновнее, потому что он не выказал гнева. А главным образом не могла наслаждаться потому, что видела несчастное лицо Сачи — все время.
Следующее утро выдалось ясным и солнечным, так что отменить поход не светило. Теперь Люси была тому рада. Будет хорошо увидеть других людей, хорошо улизнуть от Тэйдзи и Сачи. Я все еще относилась к Лили настороженно, но это чувство почти стерло желание увидеть Нацуко. Улыбающуюся, всегда спокойную, порой властную Нацуко.
Нацуко стала моей первой подругой в Токио. Она была второй подругой в жизни Люси после длиннолицей тромбонистки Лиззи. Когда я только-только прибыла, мы работали вместе. Когда Нацуко нашла работу получше в другой компании, то трудилась не покладая рук, чтобы заручиться там работой и для меня. На это ушло больше трех лет, и с той поры мы обе пребывали там. Нацуко моя ровесница и владеет двумя языками. Говорит по-английски порой с австралийским, а порой с американским акцентом, потому что в детстве много путешествовала. Порой пробивается немецкий акцент, а время от времени — ирландский. У нее круглое лицо с ямочками на щеках, и даже когда она не улыбается, губы сложены в подобие улыбки. Я частенько дивилась этому. Она выглядит перманентно счастливой, точно так же, как я выгляжу перманентно угрюмой, потому что даже когда улыбаюсь, уста мои откликаются не всегда. Мне приходится совершить усилие над собой, чтобы сложить губы в улыбку, чтобы сделать людям приятное, когда на самом деле в душе я и так вполне довольна.
Мы каждый день вместе обедали. Бэнто[18]
с рисом, рыбой, водорослями, сосудики с зеленым чаем. Порой мы трепались о работе, о наших выходных. Частенько говорить нам было не о чем, но мы все равно сидели вместе, потому что было хорошо и так. Где-то раз в месяц мы выбирались вместе в горы и бродяжничали целый день. На пути вниз мы останавливались у горячего источника, раздевались и в исходящей паром воде наслаждались покалыванием в усталых мускулах.Я воспринимала Нацуко как константу. Она никогда не расспрашивала меня о личной жизни. Порой рассказывала о своей — ряде никудышных ухажеров, отчаянном желании покинуть родительский кров, хотя снимать квартиру ей было не по средствам, — и оставляла пространство, чтобы я при желании заполнила его перипетиями собственной жизни. Да только я воздерживалась. Не потому, что не доверяла Нацуко или стеснялась. Я обожала ее во всем. И не хотела портить это разговорами о себе.
Нацуко помогала мне, когда я поступила в компанию, и была бок о бок со мной что ни день. Одалживала мне карандаши и словари. Учила меня новым кандзи и японскому жаргону. Теперь уж она не так уверена в Люси. Наверное, гадает, с чего это я никогда не говорила о себе, что скрывала от нее, и избегает меня. Меня вовсе не напрягает, когда меня игнорируют. Это устраняет уйму препятствий и раздражающих факторов повседневной жизни. Но не могу отрицать, что чуточку разочаровалась в Нацуко.
Впрочем, в те дни она была добра ко мне. Помогла мне найти работу, и она же нашла струнный квартет, за что я всегда буду ей благодарна.