Так что, направился я на первый этаж, да и полюбопытствовал у служителя гостиного двора, где лавку цветочную окрест можно найти. Ответ же меня порадовал: в самом дворе искомое место обреталось. Ну и направился я туда тотчас.
Сам венок был мне знаком не только умозрительно: смысл был тот же, страстию нежною снедаем, собственно, один в один как Ватрене составленный. Ну а разницы в том Новоград не имел, так что с приказчицей лавки составлял я венок, зачастую тяня руку к потребным цветам ранее, чем сама приказчица.
— Люба она вам? — наконец, с придыханием, полюбопытствовала девица.
— В достаточной мере, — аккуратно ответствовал я.
— А не желаете ли, сударь, — закатила глазки приказчица, уверив меня, что сие «продажный ход», — Ленту к венку своей любушке вплести особую?
А это меня заинтересовало. И, переставшая глазёнки закатывать и томно вздыхать приказчица поведала мне о новой, новоградской моде. Судя по продемонстрированным образцам, даже не врала.
А именно, каноничный венок «со смыслом» плёлся из цветов, как полевых, так и оранжерейных, красив, благоухающ и протчее. И плёлся лишь из них, соответственно. Однако, новоградцы ввели моду перевивать её поверх лентой, введя традицию «дополнительного памятного подарка». От самой ленты, что употребимо лишь дамами, да мужчинами при кудрях привольных, что скорее редкость, нежели наоборот.
До крепления на ленту сию каменьев, как поделочных, так и драгоценных. Парчи, толка разного и прочего. Что, в особо эксклюзивных случаях, могло венок подарочный превратить в весьма ценный дар.
По здравому размышлению, ленту я одобрил. При том, и не из совсем дорогущих, но и не из дешёвых: узор тонкой золотой канителью, да мелкие, но яркие гранаты. Есении пойдёт, да и не сказать, чтобы несносно дорого. Да и не хотелось экономить, по совести если.
А за час до назначенного свидания, заказал я столик, да потребил чарку сорокоградусной — не пьянства ради, а лишь для выведения печёнки моей на режим активный. Ну а напудрив носик (на самом деле — нет, была мысля́, но пристальное зеркальное знакомство со шнобелем моим оставило последний без сего украшения), приватно потребил я масло растительное. Да и схоронил ляжку малую с оным. И от алкоголя поможет, не злоупотреблять если, да и от добавок в пище и питье, ежели будут. Не панацея, но всё ж лучше, чем ничего, заключил я, спускаясь в трапезную.
Д срока время было, так что заказал я закуски лёгкой, вина грецкого, да сладостей местных, на меду. А в целом, назвать эту трапезную стоило ресторацией, ежели было слово сие употребимо в Полисах. Столики за завесами и перегородками ажурными, фонтанчик в центре журчащий, да даже гусляры наигрывали что-то приятственное негромко, скрипками пиликая, барабанчиками постукивая и сопелкой посапывая.
Чуть задержавшись, природе сообразно, явилась в трапезную Есения свет Даровна. Приоделась, прихорошилась, лепо, бес возьми, расплылся я в улыбке, поднимаясь ей навстречу.
Да и протянул, после того, как уселась девица за столик, венок подарочный. Девица сперва румянцем вспыхнула притворным, но с деталями ознакомившись, сменила на природной. Помялась, но венок на голову поместила, косу свою толстую вперёд перекинув. Да и в щёку меня легонько поцеловала, приятственно зело.
— Благодарствую вас, за дар отрадный и щедрый, Ормонд Володимирович, — промолвила она.
— И вам я признателен, от всего сердца, что дар приняли, да ласку проявили, — ответствовал я.
И пошли посиделки, прерываясь на здравницы друг другу, закуски, да и беседу небезынтересную: сколь бы не врала Есения, про срок краткий в посольских, была она гораздо поболее меня в делах междуполисных подкована. Впрочем, и я надежду имею, мордой в салат не ударил: пусть не по службе беседа шла, но вот в знаниях исторических (если не поддавался, эго моё теша, что так же возможно), я Евсению превосходил, да и мысли свои имел, не без учета памяти Олега, нужно признать.
Я, невзирая на хвост распушенный, гормон в голову стукающий, за округой следил. Да и лишь прочитанное мной наставление по «эфирному зрению» внимания немало отнимало. Практика была потребна, а так слепили меня потоки эфирные. Как свои собственные, так и Есении, оказавшейся одарённой, что, впрочем, неудивительно.
А так, как есть, пару метров зрения, да и то, весьма разум напрягающего. Что хоть и тяжело было, но и впасть в расслабленность и похоть не давало. В полной мере, уточнил сам себе я. Несколько расслабленный и похотливый.
Так, за трапезой и неспешной беседой, просидели мы в трапезной до девяти пополудни. За время это мне перепало пару поцелуев в щёку, да и руками мы не раз встречались, не отнимая. Собственно, поместив венок на голову, Евсения мои притязания приняла, был лишь вопрос сроков.
Коии в озвученный час и решились. Поднявшись из-за стола, протянул я руку, кою девица, с пристойным смущением и приняла. Так что, напевая внутренне песенку из мира Олега, про то, что картуз ты, любушка, можешь и оставить, проследовал я с девицей в свой нумер. Где получил полноценный, глубокий поцелуй, после чего девица упорхнула в уборную.