Прелюдия 11

Как только они оказались под крышей конуса, дверь автоматически открылась. Это был последний открытый магазин в квартале, он точно знал. Шикарная витрина, а большинство бархатных подушек в ней пусто — словно кто-то нарочно демонстрирует отсутствие товаров.

— Для вас, сеньорита, мы обязательно что-нибудь подыщем! — суетился хозяин, подзывая своего сына. — Нестор, покажи сеньорите наши защитные очки.

Потом обратился к Кинтане:

— Вы позволите, старший лейтенант, предложить и вам что-нибудь из нашего богатого ассортимента?

— Не кривляйтесь, сеньор Мартинес.

— Нет, правда, янки не поставляют нам никакого товара!

Несмотря на его фальшивый тон, Кинтана кивнул: у него не было ни малейшего желания спорить с этим человеком. Да и не место здесь для политических дискуссий. Но пока Даниела примеряла очки, он вынужден выслушивать его треп: «...а всего три года назад, сеньор Кинтана, ваш бедный батюшка купил у меня лучший на весь город микроскоп». Голос Мартинеса доносился откуда-то издалека: «Если я не ошибаюсь, он предназначался для вашего врачебного кабинета. Вы сейчас военный врач?»

— Нет.

— Выходит, строевой офицер. Так что же с профессиональной точки зрения привлекательней: врачевать раны или наносить их?

— Смотря кому, сеньор.

Даниела подошла поближе и проговорила:

— А кто каждый день подкладывает в городе бомбы — мы или они? — На ней были узкие очки, которые она выбрала.

— Прежде вы, нынче другие. — Мартинес поднял руки, вежливо улыбаясь.

— Сними их пока, — попросил Кинтана.

Они расплатились, Мартинес проводил их до двери.

— Что поделаешь, приходится ограничиваться малым, так устроен мир, его не изменишь. Всего доброго, господа.

На улице хлестал дождь, и они остались под прикрытием стеклянного конуса.

— Надо же было мне тебя затащить сюда, — огорчилась Даниела. — Могла бы купить и там, на углу.

— Там произошел бы тот же разговор, — заметил он. — Весь этот квартал принадлежал некогда семейству Кинтана.

Мимо пробегали люди, молодая парочка нашла убежище в другом конце конуса, он услышал шепот девушки: «...не могу я пойти в кино, мне давно пора домой... мы так промокли...»

Они стояли близко друг к другу. Рамон вдыхал запах ее духов и чувствовал, как начинает кружиться голова. Лицо Даниелы было в тени, когда она сказала:

— А ведь тебе, вообще говоря, жилось совсем неплохо.

— О, да! Ты даже представить себе не можешь, — подтвердил он. — Я был защищен от всех сквозняков, как за той стеклянной витриной — если ты это имеешь в виду. — Он постучал пальцем по стеклу. — Снаружи жизнь, а за стеклом тебя балуют, обслуживают и совращают. Пока в один прекрасный день маменькин сынок не сказал: «Нет!» Мальчишкой я мечтал вместе с другими лазить через заборы и воровать плоды манго... Когда мой брат хотел обручиться, собрался семейный совет и запретил ему. Я, покрайней мере, добился, что буду учиться на врача, а не на финансиста. Это была моя первая попытка вырваться из тепличных условий. Ну а потом пришла революция, и я встретил вас...

Рядом целовалась молодая парочка, юноша прошептал: «Я поговорю с твоей матерью, Эрелия!» .

— Пойдем, — сказал Кинтана, — дождь кончился.

Позднее, за покрытым белоснежной скатертью столом ресторана в Ведадо, он продолжил:

— Я не так давно в армии, как Карлос. И в партизанах всего три месяца пришлось побыть. А под Конец, когда у нас появились госпитали, врачи больше не воевали. За те три месяца многое произошло — здесь, в моей голове. Теоретически я давно знал, что должно перемениться в нашей стране. Но до тех пор мне никогда не приходилось ни голодать, ни работать так тяжело, как нашим крестьянам. Одно я тогда понял: ты должен стремиться к большому и отдать для этого все, на что способен. Если ты увидишь, что можешь помочь изменить свою страну, все приобретет для тебя новую ценность, ты начнешь все воспринимать по-новому.

Появился официант с медным чайником, крышка на котором дрожала. Подлил им зачем-то в бокалы ледяной воды. Кинтана мысленно послал его ко всем чертям. Даниела подложила руки под подбородок, ожидая, что он продолжит рассказ — иначе истолковать ее взгляд было невозможно. Ему тоже хотелось выговориться перед ней, и желание это было сильнее доводов рассудка. Он был словно опьянен: стоило ей посмотреть на него, как в голову лезли самые невероятные мысли. Даниела не могла не заметить этого, и по обычным правилам игры свой первый раунд он проиграл. Значит, пора умолкнуть.

— Ладно, нечего говорить о такой ерунде, — сказал он. — Просто я сегодня немного не в себе. Твоя мать заждалась, наверное. Она ведь тебя не каждый день видит.

Когда такси остановилось перед дверью ее дома, она сказала :

— Было чудесно, Рамон. Знаешь, что бы я с удовольствием сделала, если бы тут не подошел официант? Погладила бы тебя.

Что она хотела этим сказать? Так с ним еще не говорили. Это не комплимент, погладить можно и ребенка. Во время долгой дороги в Мирамар ее слова то и дело всплывали в его памяти. Незабываемый вечер, неповторимый. Он даже пожалел, что не рассказал о себе больше.

Глава 7