Прелюдия 11

Мигель погрузился в воспоминания: с Даниелой они были знакомы с самого детства, вместе играли. А потом, после долгого перерыва, снова сблизились. Наверное, сначала был какой-то знак, неясное предзнаменование того, что они снова нужны друг другу. Может, слабый запах ванили, который приносил ветер с набережной, где она вечерами прогуливалась с матерью; или шелест платья, когда она по железной лестнице поднималась в кинобудку, где ее отец мучился с кинопроектором, а публика в зале орала и свистела. Или пряный запах ее кожи и тяжелые волосы, скользнувшие по его лицу, когда она помогала Мигелю приподнять проектор. Ведь все началось с того, что ее послали к нему, потому что отец мог потерять свою ужасную службу.

У старого сеньора Фонте был больной желудок. В те дни он служил директором кинотеатра в портовом квартале, который принадлежал к целой цепи игорных домов, кинотеатров и стандартизированных кафе. Хозяева-китайцы доили свою цепь почем зря. Кино это было душной жалкой дырой без вентиляции, и до полуночи в нем показывали грязные фильмы, три или четыре подряд, пока выдерживала аппаратура. Дрожащий сноп света пробивался сквозь серые табачные клубы, а динамик швырял в зал ошметки английских, французских или итальянских слов. Да и испанских слов здесь никто бы не понял. Иногда части закладывались в проектор не в том порядке, но люди в зале этого почти не замечали, они курили, пили и нежничали. Это была самая непритязательная публика всей Гаваны; пока на экране любили и умирали, она себя обманутой не считала.

Кинотеатр и его программы были таковы, что Эмилио Фонте и в мыслях допустить не мог, чтобы взять дочь контролером в зал, хотя семья нуждалась в каждом сентаво. Больше того, он сумел устроить шестнадцатилетнюю дочь в торговую школу. А потом, выучившись, она, стройная и подтянутая, каждый день после полудня выходила из климатизированного кассового зала «Ройал бэнк оф Канада» — совершенно недоступная для юношей своего квартала. Когда с ней заговаривали, Даниела не отвечала. Длинные черные волосы падали ей на спину, движения ее были мягкими, словно во сне, и, когда она проходила мимо открытых окон пивнушек, вслед ей слышался свист, а когда оказывалась у начищенных до немыслимого блеска витрин ночных ресторанов, шоферы и грузчики прекращали выгружать ящики с бутылками, толкали друг друга локтями, уставившись ей вслед. Она как бы шла по волнам запахов кофе, бензина и музыки из музыкальных автоматов — прекрасный темный цветок, к которому не приставало ни пылинки.

Но однажды поздним вечером он обнаружил ее за хромированной, захватанной сотнями рук стойкой кассы кинотеатра.

— Ах, это ты, Мигель, -- тихо проговорила она.

Ее рука дрожала, когда она протянула ему билет. Он видел капельки пота между бровями девушки, а в миндалевидных глазах гнездилась усталость. Он страшно удивился, увидев ее здесь. Несколько дней спустя Даниела, задыхаясь от быстрого бега, постучала в его дверь: он был единственным на всю улицу, кто мог починить проектор. После того как аппарат снова заработал, сеньор Фонте стал называть его Мигелито. Полгода спустя, когда отец умер, Даниела уже тоже называла его так, а он ее ми чинита — моя китаяночка — из-за раскосых глаз.

— ...Восемнадцать узлов, — донеслось с кормы. — А теперь семнадцать с половиной, — доложил Рико, негр, силившийся разобрать цифры на лот-лине. Никого, похоже, это не интересовало.

— И вот еще что, — проговорил в этот момент капитан Мак- Леш, — вы ударная группа, и вы знаете, на что идете. — В каждое слово он вкладывал зловещий смысл. — Не стройте никаких иллюзий. Если кого серьезно ранят, он парализует всю группу, станет угрозой для всех. В случае необходимости вам придется от него избавиться.

Кто-то саркастически заметил:

— Хорошо, что это сказали именно вы — вам-то возвращаться назад.

— Ну, я думал, правила игры вам известны, — пробурчал капитан.

Несколько последующих реплик Мигель не разобрал, а потом услышал голос Фигераса:

— Бросать мы никого не бросим.

Наступила пауза.

— Двадцать узлов, — доложил Рико.

Мигель видел, как линь скользил по его светлой ладони.

— Если дойдет до серьезной переделки... — начал Мак-Леш, но Мигель не слушал его: когда они высадятся, они будут делать то, что прикажет Фигерас. Капитан только доставит их до места. Но его слова насчет «серьезных переделок» заставляли Мигеля задуматься. Одна из полу-размытых временем картин-воспоминаний всплыла перед ним. Он снова увидел себя в минуту смертельной опасности, когда ему удалось выстоять — вместе с Даниелой и благодаря ей.