Прелюдия беды

Вместо двери – была занавесь из пластиковых разноцветных трубочек на нитках – опасная вещь, тихо не войдешь и что внутри – не видно. Разведя руками красно-синий водопад, Тарик шагнул вперёд, и оказался в помещении с низким потолком, освещённом одной-единственной лампой без абажура, отбрасывающей на стену резкие, контрастные тени. Помещение было перегорожено деревянной перегородкой по пояс человеку; за перегородкой сидел носатый, бородатый и длинноволосый пожилой человек с мудрыми глазами никем не признанного пророка. Перед ним были орудия его труда – удобно установленная колодка, молоток, лампа на гибком шнуре…

– Саламат бауш, – поздоровался с сапожником на фарси Тарик, желая ему доброго здоровья.

– Альхамидулла, – ответил сапожник на том же языке.

– Я заказывал хорошие, прочные ботинки – сказал Тарик.

– На чье имя заказ?

– На имя доктора Хамада… – Тарик подал невзрачную записку, написанную на фарси дешевой шариковой ручкой.

В этой записке и в самом деле было написано про сапоги – дата принятия заказа, размеры, стоимость. Даже если бы Тарика остановили, обыскали и нашли эту записку – он разыграл бы недоумение, а потом вспомнил бы, что заказывал сапоги. Даже если бы стражи нашли это место – они нашли бы здесь только сапожника, тачающего обувь для небогатых покупателей, честного и туповатого. Только человек с очень богатой фантазией заподозрил бы в этой записке двойное дно, и, что парадоксально – оказался бы прав. На самом же деле – запись о сапогах означала расписку одного из агентов мировой нелегальной финансовой сети Хавала, которая в Пакистане звалась хидж. Где-то в Пешаваре или Карачи скромный торговец драгоценностями на базаре или мясник или такой же сапожник – принял от неприметного человека пакет, туго стянутый скотчем. Или банковскую карточку. И выдал бы эту записку, понятную лишь посвященным. Удивительно, но Хавала порой даже не брала деньги за перевод: хаваладар зарабатывал на разнице курсов валют, в свою, естественно пользу. Хавалой пользовались все, Хавала была везде – даже в толерантной Европе и совсем не толерантной к терроризму Америке – можно было найти такие неприметные лавки, из которых выходят люди. Так – делались переводы на родину, пожертвования на джихад и многие другие вещи. Так текла невидимая денежная рекам, невидимая, но могучая…

Сапожник со вздохом встал, ушел в зады лавки, загремел там чем-то. Потом вынес и с гордостью поставил перед клиентом пару примитивных, но крепких ботинок западного образца.

– Но как? – удивился Тарик – Вы даже…

– Тридцать лет опыта, молодой человек, – сказал сапожник – Примерьте.

Поставив ногу на специальную приставку у стены, даже заботливо наклоненную – Тарик надел ботинок на левую ногу, зашнуровал. Ботинок сидел идеально…

– Немного жмёт…

– Это не страшно. Натуральная кожа, разносится скоро. Аллах свидетель…

Тарик снял ботинок.

– Вас не затруднит положить в коробку? Мне долго их нести.

– Да, конечно. Конечно…

Взяв ботинки – сапожник снова скрылся за своими шкафами – и через несколько минут вынес коробку, перевязанную лентой. Тарик отогнул край – в коробке, пачка к пачке лежали иранские реалы, крупные купюры…

– Хвала Аллаху…

– Да, хвала Аллаху… – сказал сапожник – можете выйти сзади, там тихо.

– Не стоит…

* * *

Мотоцикл стоял на месте – его никто не украл.

* * *

Неладное Тарик заметил сразу. Он медленно ехал по улице, идущей мимо своего постоялого двора, и увидел стоящий у тротуара темного цвета «Парс» с затененными, играющими бликами рекламы окнами и лишней антенной сзади по центру.

Не увеличивая скорость, Тарик равнодушно проехал мимо своего временного пристанища, направляясь на восток – ещё один мотоциклист, один из многих в транспортном потоке. Он не знал и не хотел знать, что произошло – кто-то из бдительных соседей стуканул стражам или сам хозяин комнат решил немного подзаработать – а может быть, просто что-то произошло рядом и это не имеет к нему никакого отношения. Как бы то ни было – сюда он уже никогда не вернется…

* * *

Бросив мотоцикл и накрыв его мешковиной – Тарик тронулся в путь к точке контакта, до которой было чуть больше километра пешком. Для него, офицера пакистанской армии, привыкшего к долгим переходам в горной местности – не расстояние. Ориентиром для него служили огни Мешхеда и линия ЛЭП, по которой в город подавалось электричество. До ближайшей проезжей дороги было несколько километров…

Он шёл параллельно проводам ЛЭП, шёл быстро, отмахивая рукой темп. Зарево огней тлело за спиной, становясь всё более тусклым – Мешхед никогда не спал. За спиной был город, впереди – Эльбрус. Единственно, что попадалось ему по пути – это остовы автомобилей, угнанных ради запчастей, разобранных и брошенных в пустыне. Иногда в этих железных гробах устраивали любовные гнёздышки влюблённые парочки, у которых не нашлось другого места: за внебрачную связь в этой дикой стране могли публично забить камнями. Поэтому Тарик мельком заглядывал в каждую машину, чтобы убедиться, что там никого нет.