Преодоление

Городок был взят. Много пало убитыми гусар и пятигорцев Чаплинского. Сам же ротмистр успел улизнуть, спасся бегством.

Но Хованского и попавших с ним в плен боярских детей в городке не оказалось. Ротмистр уже отправил их в Вязьму, к Ходкевичу.

Князь Дмитрий приказал погрузить на телеги захваченные в городке припасы, которые собрал по окрестным сёлам предусмотрительный Чаплинский. Всё, что не могли взять, он приказал сжечь.

Уходя от городка, они ещё долго видели позади за собой всполохи большого пожара, озаряющего ночное небо.

* * *

Через два месяца, после того как Пронского и Белосельского увезли в Москву, в декабре 1617 года государевым указом в Можайск был послан с полком князь Борис Лыков. Вторым воеводой к нему назначили Григория Валуева.

В это же время Ходкевич усиленно собирал сведения о Можайске, засылая туда лазутчиков. По их донесениям, всё вроде бы выходило так, что Можайск слабо укреплён. И вообще русских можно застать врасплох. К тому же сейчас, зимой, они не ожидают нападения: караулы поставлены из рук вон плохо…

Обсудив это с полковниками, Ходкевич представил Владиславу план разработанной им операции: подойти скрытно ночью к городским воротам, выбить их петардой, ворваться в город…

Изложив это королевичу, он ожидал, что тот выскажется об этом.

Но Владислав почему-то обратился к комиссарам, собрав их на совет.

– Господа, прошу изложить свои соображения по этой операции пана гетмана!

Первым выступил молодой Собеский.

– Ваше величество, я считаю, что во главе такой операции должны стоять вы! – предложил он.

Сапега поддержал его. За ним тоже сделал и мозырский староста Балтазар Стравинский.

Такого Ходкевич не ожидал. Он понял, что они, комиссары, в очередной раз показали себя. Да, они не хотят, чтобы слава этого похода досталась ему, гетману.

– Ваше величество! – обратился он к Владиславу, собираясь отговорить его от того, что навязывали сенаторы. – Если вы будете участвовать в походе, то сохранить это в тайне не удастся!

Он не сдержался, стал напористо доказывать, к чему это приведёт.

– Если поход провалится и русские узнают, что ваше величество участвовали в нём, тогда не миновать позора!.. И вашей чести будет нанесён немалый урон!..

Но комиссары всё же настояли на своём. Они взяли числом.

На второй день после Николы зимнего, по русскому календарю, ночную тишину заснежённой, утопающей в снегу Вязьмы нарушил шум от движения большого войска. Ещё с вечера жителям городка не давали покоя своей возней гусары, пахолики и немцы, постоем стоявшие у них на дворах. Несколько же дней перед этим они чистили оружие, проверяли и чинили снаряжение, конскую сбрую, тёплую одежду и обувь.

Слухи об этом походе, пока шла его подготовка, расползлись по городу.

В костёле, сооружённом на скорую руку в городке, прошёл молебен.

Владислав, отстояв службу и приняв благословение полкового ксендза, вышел из костёла во двор вместе со своей свитой.

Было четыре часа утра. Темно. Морозно.

Его, Владислава, всё ещё терзали недобрые предчувствия, что он делает что-то не так, ему не стоит идти в этот поход.

И тут, поддаваясь какому-то необъяснимому порыву, он вскинул вверх голову. Туда, поверх убогих избёнок и вот этого храма русских, и башен крепостных, и тоже деревянных, глухих и кособоких, со щелями и амбразурами: глазами тёмными смотревших на белый свет. И шапки снега покрывали всё…

От стряхнул с себя это наваждение.

– Давайте пошли… – пробормотал он.

Одетый в простой гусарский кафтан, он натянул поглубже на лоб шапку, чтобы быть неузнанным, направился к лошадям, стоявшим у коновязей. Там он сел на гнедого жеребца, тоже обычного, чтобы не выделяться ничем среди других гусар.

Ходкевич, которому подвёл коня его стремянной, тоже взгромоздился в седло.

Свита Владислава, его придворные, тот же Адам Казановский, уже были на конях.

Так он, королевич, затерялся среди поручиков гетмана и гусар.

Они направились к крепостным воротам. За ними двинулись, стали пристраиваться одна за другой сотни гусар. Со скрипом открылись ворота, выпуская полки. Там же, за воротами, вперёд всей колонны уже ушли дозорные.

И всадники двинулись дальше одни, миновали крохотное село, погружённое в темноту, разорённое войной на этой большой столбовой дороге.

До рассвета было ещё далеко. Сейчас, зимой, в декабре, природа всё делала медленно, лениво…

Наконец, полностью рассвело. И в это время они вышли из леса. Вскоре они подошли к Царёво-Займищу. Выгоревший когда-то восемь лет назад городок так и не оправился.

– Сто-ой! – пошла команда по сотням и ротам голосистой перекличкой. – Привал! Кормить лошадей!

Привал. Его в походе ждут с нетерпением всегда.

Отдохнув, колонна двинулась дальше.

Ходкевич послал поручика узнать: где пехота, пушки.

Тот, вернувшись, сообщил, что далеко.

– Вёрст десять, не меньше!

Это раздражало Ходкевича. Без пушек идти на приступ Можайска смысла не было. Поэтому, пройдя ещё вёрст пять, снова остановились на привал. До Можайска оставалось совсем недалеко, каких-то семь вёрст.