Читаем Преодоление игры полностью

Словно в подтверждение его слов женщина расправила плечи, раскинула крылья и, хлопнув несколько раз, взмыла вверх. Она быстро набрала высоту и унеслась куда–то мне за спину.

— Она разве не с вами? — спросила я. — Куда она улетела?

— В твое прошлое, — ответил мне тот, из тени которого она сотворилась.

Первый собеседник тем временем стегнул моего коня по крупу, и конь, прямо с места взяв разбег, пошел вперед уверенной рысью.

Не оглядываясь, я ехала и ехала в полном одиночестве. Сколько прошло времени, сказать трудно. Но вдруг слева я почувствовала налетающие порывы ветра. И только тогда заметила, что третий из всадников, который все время молчал, теперь несется сбоку от меня. Понукая коня, он обогнал меня, прокричав на ходу:

— Мы еще встретимся–я–я! — голос его тонул в расстояниях, а скоро и он сам растворился впереди.

Я напряженно всматривалась в удаляющуюся фигуру, стараясь лучше разглядеть ее.

Вихри ветра, клубящиеся за спиной этого всадника, свистящие, словно живые, напугали, но и очаровали меня, вовлекли следовать за ним. Я попала в мощную струю воздуха, которая, как отдельное течение, возникла в кильватере проложенного им маршрута. Меня окатил несказанно свежий запах проснувшихся полей, надвигающихся озоновых ливней и сотрясающих мироздание гроз. Мир начал просыпаться. Поступь коня обрела уверенность и твердость. Земная поверхность сама отталкивала от своей тверди создаваемую нами тяжесть, сохраняя и мне, и коню силы. Продвижение сделалось более быстрым и легким.

Мелькающая впереди фигура ускользала от взора, рассмотреть ее никак не удавалось, хотя я до боли напрягала зрение. Вскоре мой взор и вовсе уткнулся в облако окутывающего его сияния, которое ощутимо плотнело. Чем дальше уходил этот странный всадник, тем сильнее сиял ореол вокруг него. Наконец, сияние захватило весь горизонт, взорвавшийся определенностью очертаний, словно там заполыхало столкновение неудержимых начал, диких и необузданных, невиданных и неизведанных. В причудливой пляске сверканий и блеска, происходящих на прорезавшемся краю земли, появилось нечто ослепляющее окончательно, навсегда и невозвратно поражающее непостижимостью.

До сих пор продвигавшаяся без ориентиров, начисто отсутствующих вокруг меня, но еще как–то, до ряби в глазах обозревающая пустынные и однообразные окрестности, теперь я совсем ослепла. Исходящие от разлитого впереди зарева потоки света почти парализовали меня, инерция движения, пульсирующая в одеревеневшем теле, растворилась в безразличном сомнении: а надо ли.

Но вот проникнувшее в меня сияние взорвалось тысячью острых ошеломлений, превратившихся в живое море замешательства, завладевшего всеми каналами восприятия. Ничему не повинуясь, я забыла не только текущий миг своей жизни, но и момент ее далекого начала, замерев лишь массой прислушивающейся материи, в которой уже побеждалось безразличие и сомнения, неопределенность и самотечность.

Клубы огня и света, сосредоточившиеся в непостижимом далеке, стали медленно отрываться от земли, а затем плавно и величаво, словно происходило разделение галактик, подниматься в небо. Там этот сплав настоящего и будущего — бушующего и сверкающего, притягивающего и испепеляющего — пульсируя и гремя, постепенно сжимался, излучая окрест ощутимую бесплотью благодать. Уходя выше и выше, сгусток запредельных явлений становился меньше, зато резче и очевиднее обозначались его контуры.

Наконец, высоко под куполом небес, где–то над видимыми мирами, затмевая светила и туманности, воссияла огромная пульсирующая звезда нового мироздания, обозначающая мои ориентиры и цели движения. Раскаляясь, она перемежалась полосами света и тени, а остывая, разливалась ровным притягивающим мерцанием.

И тут в умытой новизне линий родился горизонт, разом определились его манящие линии, восстановились утраченные ранее приметы времени и пространства. И где–то в мистической досягаемости переливалась красками и звучала сочетаниями звуков жизнь.

От нестерпимого желания скорее попасть в нее, сконцентрировавшегося болью в беспомощно трепыхающемся комочке меня, я проснулась.

Этот сон во всех деталях повторился в жизни, о чем написано в новелле «Сбывшееся пророчество».

3. Сон на книжной ярмарке

Весна 1994 года… Еще есть работа, жизнь продолжается и даже кажется оживленной и сносной. Хотя падали и падали производства, волнами выбрасывая людей на улицы и медленно перекрашивая розовые мечты глупцов в серую беспросветность. Зримо наступал крах прежних спасительных устоев, и интуиция подсказывала, что это необратимая тенденция. Верить в это не хотелось, а думать об улучшении не успевалось — сказывалась нечеловеческая усталость последних лет. После ушедшего на дно государства нас всех закручивало и затягивало в возникшую над ним воронку — приходилось мощно сопротивляться, чтобы оставаться на плаву в мощных течениях. Куда уж тут было думать о лучшем? Сопротивление изматывало силы, напряженное время продолжалось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Когда былого мало

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное