Преследование праведного грешника

Но он отлично знал ответ на свой вопрос. Она открыла дверь потому, что страдала слабоумием, и нечего было надеяться, что в ее голове хоть на пять минут удержится мысль о том, к каким последствиям приведут ее действия. Ведь любому проходимцу достаточно только намекнуть на то, что поток наркотиков может иссякнуть и ради того, чтобы избежать такой опасности, она пойдет на все, что угодно: продаст свое тело, продаст собственную душу, продаст даже их обоих в обмен на эту проклятую героиновую реку. И очевидно, эта безголовая сучка именно так и поступила, пока его не было дома.

Мартин нашел жену в спальне. Сидя в белом плетеном кресле-качалке у окна, она покачивалась в дремотном забытьи. Широкая, точно меч, полоса света от уличного фонаря падала на ее левое плечо и золотила груди. Она сидела совершенно обнаженная, и овальное высокое зеркало, стоявшее в раме около кресла, отражало призрачное совершенство ее тела.

– Что, черт возьми, ты делаешь, Триция? – спросил он даже с некоторым удовольствием, поскольку, несмотря на двадцатилетнее супружество с этой женщиной, неизменно находил жену весьма привлекательной.

Она манила его как в изысканных, стоивших целое состояние нарядах от избранных модельеров, так и в пижаме, если вдруг среди бела дня он заставал ее в кровати с бутылочкой пина-колады. Поэтому сначала Мартин подумал, что она устроилась тут в кресле ради его ублажения. И хотя у него не было сейчас настроения трахать ее, тем не менее он признал, что деньги, потраченные им на пластических хирургов в Беверли-Хиллс, были вложены с пользой и принесли прекрасный визуальный результат.

Но эта мысль угасла, как огонек свечи на сквозняке, когда Мартин понял, в какой глубокой отключке пребывает его жена. Обычно ее полусонное состояние, вызванное наркотиками, пробуждало в нем животные страсти, и он грубо овладевал ею, как старой тряпичной куклой, – именно такой тип поведения он предпочитал при совокуплении с любой женщиной, откровенно желающей, чтобы он ее обслужил. Однако этот день проходил совсем не так, как планировалось, и Мартин достаточно хорошо знал, как работают его тело и мозг, чтобы понимать: если он и решит сегодня трахнуть еще одну женщину, особенно такую, которая не будет сопротивляться, то все-таки она не должна реагировать на него примерно так же, как реагирует протоплазма на музыку Шопена. Едва ли это доставит ему желанное удовлетворение.

Поэтому он сразу выбросил из головы и ее прелести, и надежду добиться от нее внятного ответа на заданный вопрос. И совершенно проигнорировал ее, когда она вдруг пробормотала:

– Пора сваливать в Мельбурн, Марти. Пора срочно сваливать.

Типичный наркотический бред, подумал Мартин. Пройдя в ванную комнату, он включил горячий душ, чтобы прогреть помещение, и вымылся под краном, тщательно намылив лицо и руки любимым мылом Триции.

Покачиваясь в качалке у окна, его жена вновь заговорила, на сей раз громче, чтобы перекрыть шум льющейся воды:

– Я уже звякнула кое-кому. Прикинула, во что это нам может обойтись. Мы быстро провернем это, Марти. Малыш, ты слышишь? Надо сматываться в Мельбурн.

Остановившись в дверях ванной, он бережно осушил руки и лицо полотенцем. Триция увидела его, улыбнулась и, пробежав своим ухоженным пальчиком по бедрам и животу, соблазнительно поиграла грудью. Сосок отвердел, и ее улыбка стала шире. Мартин никак не отреагировал.

– Подумать страшно, какая жуткая жара в этой Австралии. Но нам придется сматываться в Мельбурн, потому что я пообещала ему.

Мартин начал воспринимать ее лепет более серьезно. Его внимание привлекло местоимение «ему».

– О чем ты тут бормочешь, Триция?

Она недовольно надула губки.

– Опять не слушаешь, Марти. Терпеть не могу, когда ты плохо меня слушаешь.

Мартин знал, как важно сейчас умилостивить ее.

– Милая, я внимательно слушаю. Мельбурн, жара, Австралия, какое-то обещание. Я все слышал. Просто не понял, как все это связано и к чему, собственно, относится. Может быть, ты соблаговолишь пояснить?

– Вот к чему это относится…

Она небрежно взмахнула рукой, обведя туманным взглядом всю комнату. Потом ее настроение резко изменилось в духе доктора Джекила и мистера Хайда, что вообще свойственно наркоманам.

– У тебя манеры долбаного гомика, Марти, – презрительно фыркнула Триция. – Надо же, какие мы вежливые: «Может, ты соблаговолишь пояснить…»

У Мартина почти иссяк запас терпения. Еще пара минут такой отупляющей словесной дури – и он просто-напросто придушит ее.

– Триция, если ты узнала что-то важное, то давай рассказывай. Иначе я пойду принимать душ.

– Ах-ах-ах, – с усмешкой протянула она. – Он пойдет принимать душ. И наверное, мы узнаем почему, если принюхаемся. Мы поймем, какой дрянью мы пахнем. И кто же подвернулся тебе на сей раз? Кого из этих дамочек ты поимел сегодня? Только не ври мне, Марти, уж я-то знаю, чем бы ты сейчас занимался, если бы никого не трахнул. Они все рассказывают мне, соображаешь? Даже жалуются. А вот этого ты наверняка от них не ожидал, верно?