Хотя, когда наступает время, жизнь развивается, люди переезжают, люди меняются.
Я проверяю время, отмечая, что такси будет здесь с минуты на минуту. С мобильником в руке и еще одним осмотром комнаты, я мысленно проверяю, есть ли у меня все необходимое.
Когда моя рука ложится на ручку двери, я даю себе еще один момент, чтобы в последний раз все это осознать.
Прощаться всегда непросто, но закрывать дверь в мою жизнь здесь давно пора.
Такси отвозит меня в аэропорт Кеннеди, я борюсь с пробками в час пик, водитель слушает музыку и, к счастью, не вступает в ненужные разговоры.
Я смотрю в окно, наблюдая, как мимо нас проносится город. Какая-то часть меня будет скучать по суете, огням и горизонту, действиям и беготне по улицам. Последние четыре года это была моя игровая площадка, и одиночество в городе с населением более двадцати миллионов человек теоретически не должно заставлять вас чувствовать себя одиноким.
Но одиночество было ощутимым.
Водитель спрашивает, какой терминал я предпочитаю, сворачивая на дорогу с указателем, обозначающим аэропорт в нескольких милях впереди.
Решение посетить Лос-Анджелес было импровизированным, но не лишенным оснований. Сегодня утром у Чарли официально начались роды. Лекс позвонил мне с легкой паникой в голосе. Хотя он делал это уже дважды, когда речь заходила о благополучии Чарли, его беспокойство проистекало из любви.
По словам Чарли, ребенок все еще находится на грудном вскармливании, и кесарево сечение назначено на следующую неделю. Однако, похоже, малыш Эдвардс невероятно нетерпелив и хочет как можно скорее появиться на свет, к ужасу Чарли.
Все это означает изменение моего маршрута в последнюю минуту, что меня нисколько не беспокоит, потому что Чарли — моя семья. Я хочу попрощаться еще раз, потому что жизнь имеет забавный способ проходить, и не успеешь оглянуться, как пролетят годы.
Что меня действительно беспокоит, так это сидение рядом с пассажиром в бизнес-классе, который неоднократно пытался поддеть меня, рассказывая о своем так называемом богатом образе жизни в Техасе. Он владеет несколькими ранчо для крупного рогатого скота и что-то о курах. Этот мужчина намного старше, его седые волосы убраны в хвост. Ладно, когда я сказала «намного старше», я имела в виду, что он мог бы сойти за моего дедушку.
Почему я не могу привлечь молодых мужчин? Черт возьми.
Где-то во время разговора о том, как петух спаривается с курицей, я извиняюсь, чтобы закончить работу на своем ноутбуке. Это был мой план на весь полет, если бы мистер Болтун не загнал меня в угол с того момента, как загорелся знак ремня безопасности.
Когда мы приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса, я не смогла бы выйти из самолета быстрее, пробираясь сквозь толпу к водителю, держащему знак с именем «Кейт Гамильтон». С облегчением выбравшись отсюда, я следую за ним к черному внедорожнику и прошу отвезти меня в больницу.
По дороге я проверяю свой телефон, который забит сообщениями, пропущенными звонками и несколькими другими уведомлениями. Мой взгляд тяготеет к сообщению Лекса.
Лекс:
Я улыбаюсь, хотя раздражена тем, что он не упомянул пол ребенка, учитывая, что они решили не узнавать, и все ждали. Эрик запустил так называемый «детский пул», и ставки делались на то, какого пола будет ребенок и когда он появится. Кесарево сечение стало решающим фактором, но и Адриана, и Рокки были непреклонны в том, что ребенок появится раньше.
Водитель подъезжает к изогнутому входу, чуть ближе к главным дверям. Мы договариваемся о времени, когда он вернется, и, быстро выйдя, он уезжает по подъездной дорожке и обратно на встречную полосу.
Я подхожу к серым двойным дверям, и, обнаружив мое присутствие, они автоматически открываются в фойе. Мой взгляд метался по открытому пространству, пока я не увидела информационную доску. Вежливо улыбнувшись группе молодых врачей, проходящих мимо меня, я шагаю в сторону родильного отделения, отрывая взгляд от полированного линолеума пола и бросая взгляд на коридор, простирающийся за ним.
Быстро поднявшись на лифте на третий уровень, я еще раз проверяю свой телефон и замечаю плохое покрытие. Там есть еще одна пара двойных дверей с надписью «Родильное отделение». Я с легкостью толкаю их, так как они без труда распахиваются.
В лицо ударяет поток воздуха, теплый, со знакомым запахом дезинфицирующих средств, которым славятся больницы. Когда я иду по коридору, я прохожу мимо другой двери с дозатором дезинфицирующего средства для рук, останавливаюсь на мгновение, чтобы продезинфицировать руки, а затем продолжаю идти к главному столу, чтобы спросить дорогу к палате Чарли.
Через несколько комнат, в конце коридора, я осторожно стучу в дверь, чтобы никого не напугать, особенно ребенка. Дверь распахивается, и первым я вижу Лекса. Все еще одетый в костюм, небритый, он выглядит усталым, хотя и с приподнятым выражением лица.
— Входи, — он ухмыляется, приглашая меня руками.