Преступления Алисы

– Я ей говорил, что все-таки смогу грести, хотя и не очень долго. – Альберт из последних сил пытался продемонстрировать какую-то вымученную стойкость, однако при этом охватывал запястье двумя пальцами, будто щупая себе пульс. – Запястье при гребле поворачивается направо, это движение я могу делать.

– А я ему говорила, что ни в коем случае нельзя подвергать запястье нагрузке: это привычный вывих, он проявляется каждое лето и обостряется от любого неосторожного движения. Но, к счастью, ты здесь и можешь нам помочь. Я уже думала плыть одна, хотя и боялась, что на обратном пути не сумею грести против течения.

– Конечно, помогу, – заверил я. – И, если мы будем грести вдвоем, можно и втроем поплыть. Как-нибудь разместимся.

Альберт покачал головой.

– Невозможно, – произнес он даже с какой-то обидой. – В такие маленькие лодки запрещено брать на борт более двоих взрослых. Но ничего, я подожду вас здесь.

Только мы отплыли, и с первыми взмахами весел, когда еще можно было даже разглядеть Альберта, потирающего запястье, Лора заговорщически подмигнула мне, то ли с благодушной снисходительностью, то ли с презрением.

– Порой муж ведет себя, как упрямый ребенок, – сказала она. – Глупое мужское самомнение. А мне потом приходится застегивать ему пуговицы на рубашке, и он даже рецепты пациентам выписать не в состоянии. Как будто действительно верит в свои теории, в то, что эти его примочки не дадут ему состариться. Словно бы он уже не состарился, да еще как, – нарочито возмутилась она и принялась кокетничать. – Альберт намного, очень намного старше меня, хотя теперь это и незаметно. – И Лора повернулась ко мне лицом, как бы бросая вызов и ожидая опровержения. – Он был моим преподавателем, когда я училась в университете.

Я всячески, насколько мне позволял мой ломаный английский, принялся уверять ее, что очень даже заметно и что никто в этом не сомневается.

– Сколько лет вы женаты? – спросил я.

– Дольше, чем мне бы хотелось, – усмехнулась Лора. – Когда Альбертина умерла, мы чуть не развелись. – Она помолчала, и в лице ее что-то изменилось, будто Лора впервые решилась серьезно побеседовать со мной. – Но я осознала, что Альберт, обожавший ее так же, как я, был единственным, с кем я могла о ней говорить. Единственным, с кем можно делиться воспоминаниями. Думаю, с ним происходило то же самое, просто мы никогда не касались этой темы. Для нас двоих дочь до сих пор жива в каком-то смысле, как бы странно это ни звучало. Все эти годы я ношу с собой тетрадь с ее рисунками и заметками, и мы с мужем часто в нее заглядываем.

– Можно спросить… как это случилось?

– Невероятно, но дочь покончила с собой. Накануне своего двенадцатилетия. Бросилась с моста, и, несмотря на то что два или три человека видели, как она падает, сделать ничего уже было нельзя. Ее унесло течением.

– Вам удалось узнать, почему она так поступила?

– Были… указания. Мы частично восстановили историю. Пришли к выводу, что дочь влюбилась в мужчину, взрослого. В одной из ее тетрадей мы обнаружили приклеенную фотографию Кэрролла, а рядом – другую, Алисы. К той и к другой она протянула стрелки и написала: «Me» и «Him»[30]. Я замечала, что с каждым днем дочь все больше тоскует, по мере того как приближается день рождения, вот только мы не понимали, почему. Думали, речь идет об утрате детства, о тревогах, типичных для наступления пубертатного периода, в который тело растет, созревает. Но потом, когда уже было слишком поздно, мы поняли, что она тайком прочитала биографию Кэрролла, имевшуюся в нашей библиотеке. На одной из страниц дочь подчеркнула фразу, где говорилось, что Кэрролл бросал своих подружек, когда им исполнялось двенадцать лет. Наверное, тот мужчина, монстр, сказал ей что-то такое. Мы ничего не заметили. Накануне того дня она хотела прочитать мне вслух главу, где Алиса плавает и чуть не захлебывается в реке из собственных слез, а я не стала слушать, сказала, что она уже большая и может читать про себя. Никогда себе этого не прощу.

– О мужчине что-нибудь выяснилось?

Лора покачала головой.

– Вероятно, дочь встретилась с ним, когда начала одна кататься на велосипеде. Оксфорд казался нам вполне безопасным местом, особенно в те времена, и девочка иногда час или два гуляла одна, без присмотра. Или тот человек встретил ее здесь, в парке. Дочь любила рисовать у реки.

– Как вам кажется, чувство было платоническим или же… – Я не осмелился закончить фразу.

– Обнаружив эти фотографии со стрелками, мы отнесли тетрадку в полицию, и инспектор Питерсен настоял на вскрытии. Ее не тронули. Но есть иные способы задеть девочку ее возраста. – У нее в глазах мелькнули слезы. – Вот только эти способы не интересуют правоохранительные органы. Следствие не проводилось. Мы использовали все наши возможности, но так и не нашли ничего, кроме того, о чем я вам уже рассказала.

– А если бы вам однажды удалось узнать, кто этот мужчина?