Преступления Алисы

– Наш человек, – продолжил Раджио, – любит девочек чистой любовью, их отношения невинны, и, наверное, он и в самом деле никогда не тронет ни волоска у них на голове, ведь вспомним – все, что может повлечь за собой физический контакт, сама идея секса отторгается им, напоминая о годах ужаса. Но, к его несчастью, нынешние родители не так доверчивы, как во времена Кэрролла. Сейчас, если взрослый останавливается поговорить с ребенком, это немедленно вызывает подозрения. Возможно, на него не раз указывали пальцем, его обвиняли, угрожали ему. Наш человек уже не может беседовать с девочками при свете дня, как то делал Кэрролл, тем более катать их на лодке по реке. Очевидно, Кэрролл – его тайный герой, и он ежедневно страдает от несправедливости: почему Кэрроллу это позволялось, а ему – нет? Почему Кэрроллу прощалось, его оправдывали? Почему Кэрролл мог фотографировать полуобнаженных девочек и с гордостью показывать снимки великим поэтам Англии, а его, хотя он хочет гораздо меньшего, клеймят и преследуют? Ни один монстр не любит оставаться в одиночестве, самое мерзкое существо в глубине души оправдывает себя и ищет подобных: подтверждения через других, что он тоже принадлежит к человеческому роду. Наш человек чувствует, что Кэрролл подобен ему, и намерен черным по белому зафиксировать это для современного общества таким способом, чтобы об этом не забыли. И когда завтра об этих преступлениях напишут в газетах, и эти фотографии Кэрролла попадут в каждый дом, и их увидят многие тысячи людей, он себя почувствует немного менее одиноким и подумает, что по-своему, хоть чуть-чуть восстановил справедливость.

– Вы действительно верите в это? – спросил инспектор Питерсен, отрывая взгляд от блокнота и насмешливо улыбаясь. – Не слишком ли все лихо закручено?

– Это предположение, – заявил Раджио, явно уязвленный в своем самолюбии. – Что же до того, что оно закручено, уважаемый инспектор, я мог бы сказать вам, немного перефразируя Ленина, что психика человека – не Невский проспект.