Преступления и призраки (сборник)

– Уверен в этом, – печально ответил Глас. – И более того: каждое новое здание, при постройке которого использовались старые материалы, с огромной долей вероятности станет рассадником привидений. Разве строительный подрядчик озабочен тем, откуда взялись кирпичи?! Были бы дешевы! Вот почему мы так регулярно слышим о призраках, необъяснимо появляющихся в совершенно новых домах, и вот почему столь многие из них так опасны. Ведь получается, что их покой, хочешь не хочешь, уже был потревожен.

– Очень любопытно… – задумчиво протянул американский адвокат. – Но, если не ошибаюсь, мне уже доводилось прежде слышать о Бледных Руках. Причем именно применительно к России. Помнится, вы как раз упомянули, что эта история могла происходить в России, не так ли, мистер Брейс?

– Сэр, – проворчал Глас, – вы – необыкновенно остроумный молодой человек, цвет своей нации, сэр, да, именно так! Но скажите мне сначала: почему вы не ослиный хвост?

– Почему я не ослиный хвост? – повторил американец. – Право, не знаю, что и сказать. Потому, что в моей семье ослиных хвостов никогда не было – так?

– Ответ неверен, сэр! – Глас загремел так, как мы доселе и не слышали: – Вы не ослиный хвост потому, что вы – та часть ослиного тела, которая находится под

ним!

И седовласый джентльмен, встав из-за стола, демонстративно покинул банкетный зал.

Чемоданчик доктора Ватсона

Случай с леди Сэннокс

Перевод Н. Чешко

Отношения между Дугласом Стоуном и знаменитой леди Сэннокс были хорошо известны как в модных кругах, где блистала она, так и в научных обществах, числивших одним из самых выдающихся собратьев его. Поэтому, естественно, самый широкий интерес возник, когда в одно прекрасное утро было объявлено, что дама окончательно и навсегда приняла постриг, и мир больше ее не увидит. Когда же сразу вслед за этим известием пришло сообщение, что прославленного хирурга, человека со стальными нервами, нашел утром его слуга сидящим на кровати и приятно улыбающимся Вселенной, с засунутыми в одну штанину ногами, а его великий мозг сделался ничуть не ценнее миски каши, впечатления даже хватило, чтобы слегка заинтересовать тех, кто и не надеялся, что их переутомленные нервы способны на подобные ощущения.

Дуглас Стоун в расцвете славы был одним из самых замечательных людей в Англии. Собственно, едва ли можно сказать, что он достиг расцвета, потому что ко времени этого маленького инцидента ему исполнилось всего тридцать девять. Те, кто лучше других знал его, понимали, что как бы ни был он знаменит в качестве хирурга, он мог бы преуспеть даже быстрее на любом из дюжины других жизненных путей. Он мог бы пробить себе дорогу к славе как солдат, проложить ее как исследователь, протолкнуть как придворный или построить из камня и железа как инженер. Он был рожден для величия, потому что умел планировать то, чего никто другой не посмел бы сделать, и умел делать то, чего никто другой не посмел бы планировать. В хирургии никто не мог с ним сравниться. Его смелость, его ум, его интуиция – каждое поражало само по себе. Снова и снова нож его отрезал смерть, скользнув при этом по самым источникам жизни, пока помощники не становились бледнее пациента. Его энергия, его дерзость, его аристократическая самоуверенность – разве память о них не живет еще к югу от Мэрилбоун-роуд и к северу от Оксфорд-стрит?

Пороки его были так же великолепны, как достоинства, и бесконечно более живописны. При всей грандиозности его доходов, а по ним он занимал третье место среди всех профессионалов Лондона, роскошь его жизни была еще грандиознее. Глубоко в его сложной натуре залег мощный пласт чувственности, в которую он и вложил все ценности своей жизни. Глаз, ухо, нёбо, осязание – все они были его хозяевами. Букет старого вина, аромат редких экзотических духов, изгибы и оттенки самых изысканных гончарных произведений Европы – именно в это превращался быстротекущий поток золота. А потом пришла внезапная бешеная страсть к леди Сэннокс, когда его зажгла огнем единственная беседа – обмен взглядами, прошептанное слово. Она была самой очаровательной женщиной в Лондоне, а для него – единственной. Он был одним из красивейших мужчин в Лондоне, но не единственным для нее. Ей нравились новые ощущения, и она проявляла благосклонность к большинству ухаживающих за ней мужчин. Причиной тому, а может быть, следствием было то, что лорд Сэннокс выглядел на пятьдесят в возрасте тридцати шести.