Превратности судьбы, или Полная самых фантастических приключений жизнь великолепного Пьера Огюстена Карона де Бомарше

Лафайет командует. Национальная гвардия тремя колоннами идет на Версаль. Идут шесть часов. Начинается дождь. Превращается в ливень. Озлобленные женщины накрывают головы юбками и продолжают идти, голодные, в дырявых ботинках. Мундиры гвардейцев промокают насквозь. У въезда в Версаль Лафайет останавливает толпу. Там, вдоль решетки, правильным строем ждут швейцарцы и фландрский полк. Они могут стрелять. Надо выбрать делегацию и направить в Учредительное собрание. Спорят, но все-таки выбирают.

Среди депутатов волнение. Кое-кто во главе с Мирабо ломает голову, как бы спасти короля. Большинство решает использовать ситуацию, чтобы потребовать от короля подписи под всеми постановлениями и прежде всего под Декларацией прав человека и гражданина. Никто не думает, как же все-таки обеспечить хлебом Париж.

Измокшие, грязные, усталые женщины врываются в Зал для малых забав и требуют хлеба. Депутаты растеряны, поскольку они забыли о хлебе. Оправдываются тем, что вот, мол, идем к королю. Женщины тоже желают идти. Выбирают из толпы двенадцать представительниц почище и помоложе. Идут. Передними открывают на минуту решетку. Они проходят блестящими залами и видят своими глазами, как здесь живут, что им не прибавляет смирения. Их допускают, но только пять человек. Молоденькая девчонка, очень красивая, при виде короля падает в обморок, Король любезно поддерживает её и о своей любезности мило вставляет, что такая красавица стоит её. Требования предъявляются. Он с легким сердцем обещает всё, что угодно: в Париж завтра же пошлют хлеб, если он только где-нибудь есть, ибо хлеб необходим так же, как воздух. Угрожает за что-то мельникам: мельники должны молоть, пока выдерживают их жернова, иначе им плохо придется. Будет сделано всё, что ещё можно исправить.

Депутатки очарованы. Они выходят к толпе и объявляют приятную новость. Новость встречают возмущенными криками. Это всего лишь слова. Разве можно им верить. А эта подлая девка вне себя, что к ней прикоснулся король. У неё дома нет голодных детей. На фонарь эту глупую стерву. Тотчас из подвязок изготавливается веревка. Несчастной девчонке набрасывают на шею петлю. В последний миг двое королевских солдат выхватывают её из рук палачей и спасают ей жизнь.

Толпа не расходится. Прячутся под навесами, в нишах, под арками глубоких ворот. Национальные гвардейцы разводят костры. Ближе к полуночи Лафайет проходит в кабинет короля. Придворные шепчутся у него за спиной:

– А вот явился и Кромвель…

Лафайет слышит, отвечает через плечо:

– Кромвель не пришел бы один.

В самом деле – не Кромвель. Он вежливо объясняет королю положение дел и удаляется, чтобы проверить посты, будто бы сделал важное дело. Король выслушивает его, ложится в постель и спит крепким сном. Вот и всё.

На рассвете толпа, проведшая ночь под дождем, без крошки хлеба во рту, бросается во дворец. Королевские солдаты дают по ней залп, видимо, выше голов. В толпе ни убитых, ни раненых нет, а это хуже всего. Вместо страха и паники выстрелы приводят в ярость никем и ничем не управляемую толпу. Из рядов выхватывают солдата, забивают, затаптывают его, отрезают голову и водружают на пику. С этим знаменем народного гнева врываются во дворец. Истошно кричат:

– Бей охрану! Смерть королеве! Долой австриячку! Мы хотим её сердце! Мы поджарим печенку, мы сделаем кокарды из её кишок!

Кому-то удается прорваться во дворец. Кто-то ведет разъяренных женщин прямо к покоям королевы. Два солдата охраны убиты на месте. Третьему удается бежать. Двери заперты изнутри. Двери начинают ломать. Королева, схватив в охапку детей, в одной сорочке и босиком бежит к спальне, где богатырским сном дрыхнет король. Двери заперты. Она ломится в них. Её боятся впустить. Узнают её голос. Впускают. Она в истерике, но спасена.

Толпа ревет под окном. Толпа желает видеть своего короля и проклятую австриячку. Король и королева вынуждены стоять на балконе, слушать проклятия, вопли и громовый клич:

– В Париж! В Париж короля!

И король вынужден покориться разъяренной толпе. И его колымага, запряженная шестерней, тащится по размокшей дороге в Париж. Солнце светит. Ликует толпа. Национальные гвардейцы конвоируют короля. Впереди Лафайет на белом коне. Может быть, где-то возле него бодро шагает национальный гвардеец Пьер Огюстен Карон де Бомарше.

Короля доставляют в Париж и поселяют в старинном запущенном дворце Тюильри. Отныне он пленник Парижа. А по правде сказать, он уже не король.

Глава седьмая

«Преступная мать»