Президент от мафии

Тем временем на сцене появился Брентон Спенсер. Под галстуком он спрятал петличный микрофон, в ухо был вставлен радиоприемник — за воротник уходил шнур, подсоединенный к передатчику, закрепленному на поясе. Режиссер Тед Миллер включил двустороннюю оперативную связь.

— Брентон, привет. Это Тед из аппаратной. Эфир через две минуты двадцать секунд.

— Понял, — сказал Брентон.

— Мы предоставим тебе любую политическую информацию через твоего «ангела», — сообщил Тед, имея в виду радиоприемник в ухе Брентона.

— Как угодно, — упавшим голосом отозвался Брентон.

Тед отключил интерком и обратился к сидевшему рядом звукорежиссеру:

— С ним все в порядке? Голос у него какой-то странный.

Звукорежиссер только пожал плечами.

Тед Миллер снова соединился с Брентоном.

— Брент, тебе ничего не нужно? Может, хочешь воды?

Однако Брентон не слышал — он вынул радиотелефон из уха, и теперь тот болтался у него за воротником.

— Что за черт? — Тед наклонился к стоявшему перед ним на панели микрофону и обратился к распорядителю на сцене: — Передай Брентону, что у него вывалился из уха телефон. Мы должны связаться с ним до эфира. Мы начинаем через полторы минуты.

По второму монитору было видно, как распорядитель бросился к Брентону и что-то сказал ему; тот кивнул, однако приемник не вставил.

— Он сказал ладно, — передал распорядитель в аппаратную, — но телефон на место на вставил. — В его голосе звучала досада.

— Ведущий сраный, — буркнул Тед. — До эфира пять-четыре-три-два-кадр. — На центральном мониторе появился крупный план сцены — пять пустых кресел и подиум. — Включай музыку, и даем Боба.

Они дали отмашку комментатору, сидевшему за стеклянной переборкой в передвижной телестанции; несколько секунд звучала музыка, затем Боб Бэнкс своим грудным бархатным голосом объявил об открытии политического сезона 1996 года и огласил имена кандидатов.

Малкольм Рашер, Вен и Ван сидели в тесной гримерной Хейза Ричардса; телевизионная картинка Ю-би-си поступала на 18-дюймовый монитор. В дверь ввалился Эй-Джей, в руках у него был лист бумаги.

— Только что получил результаты последнего айовского опроса, — возбужденно сообщил он. — У Скатини пятьдесят пять процентов. Его люди уже откупоривают шампанское. Уверены, что победа им обеспечена — Он посмотрел на листок. — Дехэвиленд имеет десять процентов. У него неплохие позиции в штате. Избирателям он нравится, вот только они не понимают, о чем он говорит. У Сэвиджа пятнадцать процентов, в основном благодаря молодежи. У Гиллигана тоже пятнадцать, но все его лозунги — это одни затасканные, избитые фразы. Пять процентов зависает.

Райан в уме быстро суммировал приведенные Тигарденом цифры.

— Но это сто процентов, — сказал он. — Что же остается нам?

— Мы пока что под сноской. Местный обыватель даже не знает о существовании нашего кандидата. Но это поправимо.

Брентон Спенсер вышел на сцену. Когда на него упал луч прожектора, он расправил плечи, отчего, казалось, снова вернулся к жизни.

— Добрый вечер. Я Брентон Спенсер. Сегодня я буду задавать вопросы. Во-первых, позвольте представить демократического кандидата из Нью-Йорка. Дважды сенатор, одна из звезд демократической партии… Лео Скатини.

Скатини появился на сцене и занял свое место. Едва сенатор поднял голову, в глаза ему ударил мощный луч прожектора; ослепленный, он зажмурил глаза, раздраженно поморщился. Он вскинул было руки, чтобы защититься от света, но понял, что это ошибка, и руки опустил.

— Что происходит со светом? — удивился Тед Миллер в аппаратной. — Он же сейчас поджарится.

— Мы сегодня проверили все прожектора, — в панике оправдывался технический директор. — Черт побери, похоже, туда ввернули галогеновые лампы.

Скатини продолжал щуриться под слепящим светом; на экране монитора он выглядел довольно зловеще.

Следующие трое кандидатов заняли свои места и, как и Скатини, были ослеплены лучами прожекторов.

— Что творится с освещением? — недоумевая, спросил Райан. — Эти ребята там на сцене просто сгорят.

Эй-Джей хмыкнул:

— Туда этим ублюдкам и дорога.

Наступила очередь Хейза.

— И наконец, губернатор штата Род-Айленд Хейз Ричардс, который лишь на прошлой неделе объявил о выставлении своей кандидатуры. Имя совершенно новое в национальной политике.

Хейз, ничем не выдавая своего волнения, неторопливо вышел на сцену. Поскольку лампу в направленном на него софите не меняли, щуриться ему не пришлось. Он выглядел собранным, готовым к бою…

— Джентльмены, — объявил Брентон, — правила вам известны… Я задаю вопросы и сообщаю дополнительную информацию. Если кто-то из вас захочет выступить с комментариями, я вызываю его, но на все выступления отводится максимум две минуты.

Брентон оживился; теперь он легко двигался по сцене, похожий на дикую кошку в шелковом костюме и полосатом галстуке.

Его первые вопросы были острыми, нелицеприятными, его реплики — аргументированными и в то же время жесткими; было видно, что кандидаты не готовы к подобной атаке со стороны ведущего.

Тед Миллер, сидя за режиссерским пультом в аппаратной, сокрушенно покачал головой:

— Он должен вести дискуссию, а не вступать в нее.