– Это тот придурок из телевизора? – утвердительно спросил пьяница. – Его музыка – говно собачье. А твое пение – курам на смех.
– Это не пение, а рэп. Его читают.
– Лучше бы учебники почитал.
– Тебе это не сильно помогло, алкашоид, – ответил Дарвин так, будто из них двоих он был взрослым. – И больше не вякай про моего любимого исполнителя. Он в сто раз круче тебя, защекан!
В этом месте было гораздо тише, чем в городе. Здесь были лишь наземные дроны. Некоторые из них имели пару ног и пару рук, только голова отсутствовала. Другие передвигались на гусеницах и орудовали двумя ковшами. Третьи разрезали мусор огромными вибрирующими ножами, а четвёртые стояли у конвейерной ленты и забирали из ползущих перед ними отходов то, что надо было переработать. Последние выглядели как обыкновенная лапа с вакуумным насосом. Чуть в стороне стояли ангары для переработки. Мусор поступал туда в пластиковых контейнерах, а уезжал уже переработанным на грузовиках компании «Рено».
Свалка и многочисленные бездомные на ней напоминали Дарвину стаю диких сорок. Они так же прилетали сюда с восходом солнца, бродили среди отходов и выискивали что-нибудь полезное. Иногда улетали с куском блестящей этикетки от мороженого или дешёвой подвеской из искусственного золота.
Внезапно посреди свалки Дарвин заметил мужчину в трусах и зелёных резиновых сапогах. Вид у него был безумный, волосы взъерошены. Всего его покрывали пятна грязи, а на груди виднелась спиралевидная татуировка, похожая на водоворот. Лицо его опухло, из-за чего трудно было определить и возраст, и национальность. Он смотрел на мальчика и не двигался, словно решал, стоит ли подойти и заговорить.
– Эй, малыш! – закричал с другого конца свалки Шичиро. Дарвин оглянулся на своего приятеля, а когда снова посмотрел в сторону безумца, тот уже уходил прочь. На спине у него было несколько ран, словно от ударов плетью.
– Каких только типов мир не носит, – протянул Дарвин и пошёл на голос.
Шичиро был японским иммигрантом, приехавшим сюда в поисках работы. Его бросила жена через неделю после переезда, и он решил, что больше не проработает в своей жизни ни дня. Он был невысоким, узловатым и с таким ужасным зрением, что даже в огромных очках с толстыми линзами он едва различал, где находится. Не будь он антиаугом – человеком, отрицающим улучшения тела, – давно вставил бы себе искусственные глаза.
– Быстрее иди сюда! Ты не поверишь, что я нашёл.
Со всей возможной скоростью Дарвин побежал в сторону Шичиро. Его ноги словно скользили по воздуху. Неужели тот нашёл музыкальный инструмент? После трёх недель без музыки он чувствовал себя как наркоман. Даже будь там гитара с одной струной, он бы почувствовал себя лучше. Прежде он не задумывался, что будет скучать по своему роялю.
Когда Дарвин сказал, что хочет читать рэп, мама с няней настояли на музыкальной школе и с тех пор следили, чтобы он не ленился и не прогуливал занятия. Дарвин минимум час в день сидел на банкетке и заучивал заданные ему композиции. Где-то в середине обучения он так возненавидел музыку и процесс её извлечения, что готов был разбить рояль топором, чтобы больше не сидеть за ним. В тот момент он даже не догадывался, что в один день, когда он будет жить под мостом и ждать, когда сможет вернуться домой, в нём проснётся настолько сильный музыкальный голод. Этот голод не давал ему сосредоточиться, сбивал его с мысли каждый раз, когда он о чем-нибудь задумывался. Он ладошками отбивал ритмы по всевозможным поверхностям и непрерывно шевелил пальцами, мысленно совершая пассажи триолями.
Сейчас Дарвин чувствовал себя как алкоголик, которого поманили стаканом бренди. Пусть там будет что угодно, хоть треугольник, хоть музыкальная шкатулка, которую надо заводить ручкой. Если он увидит, как молоточек бьёт по струне и эта струна издаёт звук, в его душе произойдёт взрыв, и Дарвин станет самым счастливым человеком.
– Что ты нашёл? – спросил Дарвин, подбегая. Он теперь мог бегать, не задыхаясь до смерти.
– Сначала скажи, кто твой лучший друг, – ответил Шичиро с сильным акцентом, лицо у него было такое довольное, словно он наткнулся на золотой самородок размером с голову. Его оранжевая майка блестела на солнце, с этим цветом его легко было принять за работника свалки.
– Мой лучший друг – это Томми Балькуда. Он самый крутой в мире перец.
– Нет, я говорю о твоём настоящем лучшем друге. О том, кто даст тебе то, чего ты сейчас больше всего желаешь.
– Конечно же, ты мой лучший друг, – ответил Дарвин с нетерпением. – Давай показывай, что нашёл.
– Итак, друг мой, узри, – прошептал Шичиро и медленно, нагнетая драматизм, приподнял кусок картона, лежавший у него за спиной. По размеру там могло поместиться что-то небольшое, вроде аудиоколонки.
Сначала Дарвин даже не понял, что перед ним лежит – такой необыкновенной формы оказалась находка. А потом до него дошло, и всю его кожу пробила дрожь. Наверное, так чувствовал бы себя Джон Сильвер у клада капитана Флинта. Под картонкой оказался синтезатор. СИНТЕЗАТОР!