Президент планеты

– Восемь лет подряд Зафар Алики получает от правительства премию за самую безопасную тюрьму. В благодарность он подарил нам телефон и позволяет делать то, чего никому больше нельзя. И ты хочешь, чтобы мы рискнули его расположением только для того, чтобы спасти этого ханзира? Здесь все ненавидят Андреса за то, что он тхари. А его отца, Эдварда, за то, что тот поддерживал мятежную республику в Индии. Здесь многие потеряли родственников на войне из-за него. Если бы с этим ханзиром не прислали телохранителя, его придушили бы в первый же день, наплевав на наш запрет на убийства.

В этот момент в тюрьме послышался азан, и половина надзирателей отправилась совершать полуденную молитву в чистое место. Возле их камеры осталось лишь четыре человека в зелёном. В одно мгновение двор тюрьмы опустел: все направились в импровизированную мечеть второго блока.

– Ты разве не пойдёшь молиться с остальными? – спросил Ян у Валида.

– Я принял христианство ещё в детстве, – ответил он, – когда прятался в церкви от своего отца. И отвечая на ваш вопрос – мы не станем воевать с охраной и рисковать жизнями ни ради тебя, ни ради другого человека.

Переговоры зашли в тупик. Хи понял, что его главный страх начинает сбываться: скорее всего, Андрес умрёт от заражения крови, а сам он останется в этой тюрьме навсегда.

Ветер завывал в пустых окнах башен по периметру стены. В нём слышалась вековая неизменность здешнего порядка. Когда-то эту тюрьму охраняли только люди, когда ещё не существовало нейросетей и дроны находились лишь на обложках научных журналов. С тех пор здесь ничего не изменилось, и попытки Хи устроить здесь переворот выглядели как пустые трепыхания маленького насекомого.

В небе над тюрьмой висела Луна, пересечённая чёрными линиями человеческих построек. Ей не было никакого дела до того, что происходило здесь, внизу.

– Я с вами, – послышался голос изнутри камеры, и на свет вышел Ммуо. За последние дни он будто состарился, и теперь его лицо напоминало опухший кусок мяса. Темнокожий безгубый великан выглядел немощным, несмотря на огромный рост и мышцы, достойные титулованного бодибилдера. – Пусть эти трусы сидят здесь и объедаются фруктами, которые им приносит начальник. Мне этого мало, я хочу свободы, и лучше я словлю сотню пуль при попытке побега, чем буду сидеть здесь до конца жизни и довольствоваться объедками, которые мне подбрасывают, как собаке со стола.

Между надзирателями завязался спор на арабском. Они разговаривали очень эмоционально и так быстро, что их речь сливалась в один бессвязный поток согласных. Кажется, оставшиеся надзиратели уговаривали Ммуо передумать, но их слова разбивались о него, как волны о скалу. Андрес смотрел на это и старался сохранять спокойное лицо. У него в ноге пульсировала ужасная боль, и с каждой минутой всё сильнее хотелось схватить первый попавшийся острый предмет и отрубить её. Андреса уже двое суток тошнило, он был бледнее покойника. Если бы не рука Хи, придерживающая его за плечо, Андрес уже упал бы на землю.

С каждым ударом сердца в глазах появлялась и тут же отступала темнота. Он находился на самой границе бодрствования и сомневался, что сможет проснуться, если уснёт хоть на секунду.

Один из игроков в волейбол криво отбил мяч, и тот прилетел к камере надзирателей. Те так активно спорили, что совсем не заметили этого. Испуганный игрок подкрался к ним, забрал мяч и незаметно ушёл. Другие похвалили его за скрытность и расторопность. В дальнем углу толстый араб наносил наколки парню с одной рукой. В тюрьме было принято делать по одной наколке за каждый год пребывания здесь, и на многих заключённых не осталось ни сантиметра свободной кожи. Иглу обжигали о свечу, чтобы избежать заражения, но время от времени кто-нибудь умирал от столбняка.

Заключённые вокруг занимались бытовыми делами: давили вшей, зашивали одежду, выбрасывали в общую бочку вёдра с испражнениями, а также стирали и развешивали вещи на перилах, створках ворот камер и крючках, вбитых в кирпичные стены. Некоторые не находили места, где повесить вещи, поэтому оставляли их на турниках и брусьях, где подтягивались и отжимались. В этом случае между заключёнными возникали споры, и они устраивали драку. Драка без нанесения увечий считалась здесь лучшим решением спора. Кто в ней победит, тот и прав. Любая потасовка тут же собирала зрителей. Предприимчивые заключённые начинали делать ставки на победу.

– Никто мне не поможет, – сказал Ммуо, поворачиваясь к Хи и Яну. Он избегал взгляда Андреса, потому что тоже ненавидел тхари. – Они боятся за свои жизни, будто им есть что терять. Трусы. Расскажите мне свой план, и я всё сделаю.

– У нас нет никакого плана, – сказал Хи. – Мы здесь всего месяц. Ты знаешь это место лучше нас, поэтому ты должен придумать, как устроить такой бунт, который перевернёт эту тюрьму с ног на голову.

– Знаете поговорку о грабителе и завистнике? – спросил надзиратель после паузы.

В ответ Хи и Ян отрицательно покачали головой, и Ммуо продолжил: