Президент планеты

– Ты даже не представляешь, девочка, как я рад с тобой разговаривать, – ответил Максимилиан. Его голос дрожал, он шмыгал носом. Однако самодовольство и высокомерие никуда не делось, он по-прежнему говорил так, словно играл роль короля в средневековой пьесе. – Я думал, мне больше не доведётся услышать человека. Хвала небесам!

– Это снова твои дурацкие шутки?

– Ни одному живому существу не приходилось бывать в таком ужасном месте. Хоть я нахожусь в центре города, я изолирован от общества. Моя комната – металлическая камера без окон, где нет ни дня, ни ночи. Я не знаю, который час и как долго нахожусь здесь. Даже не смогу ответить, какой сейчас год.

– Из какой это пьесы? – спросила Аня. – «Граф Монте-Кристо»?

– Я сейчас никого не цитирую, – ответил Максимилиан таким эмоциональным голосом, будто кого-то цитировал. – Всё это – мои слова, моя речь и мои мысли.

– Ты говоришь, будто играешь сейчас на сцене. Будто я попала на радиоспектакль.

– Это потому, что долгое время я разговаривал лишь сам с собой, играл персонажей из постановок, которые смотрел. Горе мне! Я разучился разговаривать в этой клетке. Как долго я уже нахожусь здесь… как долго моя судьба была повёрнута ко мне спиной…

– Две тысячи девяносто шестой, – подсказала Аня. – Сегодня девятнадцатое декабря.

– Значит, два года, – произнёс Максимилиан с расстановкой. Послышалось несколько всхлипываний. – Всего два года назад меня привезли сюда в коробке, напоминающей переноску для кота. Мне казалось, прошло не меньше десяти лет. Время в этом месте идёт медленнее, чем обычно. Значит, мир вокруг ещё существует. Я не последний выживший.

Звуки музыки из телевизора стихли. Лукас поставил игру на паузу и подошёл к Ане. Теперь он тоже внимательно слушал собеседника, впитывал его слова.

– Так ты из сектантов? – спросила Аня.

– Я из сектантов? Я величайший мыслитель на Земле. Как ты вообще могла такое предположить?

– Я имею в виду затворников, – объяснила она. – Это такая секта, они построили бомбоубежища и живут в ожидании конца света. Не думала, что они есть в таких жарких странах, как Марокко.

– Впервые слышу о таких людях, – ответил Максимилиан. Его голос был холодным и будто пьяным. Кажется, он всё ещё не мог поверить, что разговаривает с живым человеком. – Не могу представить, чтобы кто-то добровольно решил жить в таких условиях, в которых нахожусь я. Это настоящий ад. Наверное, в том самом аду из Библии легче, чем у меня в камере. Меня здесь пытали и физически, и эмоционально. Мой пленитель невероятно умён и не знает сострадания. Несколько раз он подстраивал для меня побег, а потом ловил и возвращал обратно. В первый месяц я трижды пытался покончить с собой. Вскрывал себе вены, вешался на дверной ручке, даже затыкал вентиляционные отверстия, чтобы медленно заснуть и спокойно уйти в иной мир. Похититель каждый раз спасал меня, перебинтовывал, давал таблетки. Проявлял заботу, а уже через день продолжал ставить психологические эксперименты. Он ни разу не сказал, что решил держать меня до конца жизни. Каждый раз он говорил, что отпустит в следующем месяце, клялся, что обеспечит меня деньгами на всю оставшуюся жизнь. Но так и не отпустил. Он лжец. Не могу представить, как можно обменять свободу на подземный бункер. Пять минут назад я думал, что ты – это бот, которого он запрограммировал дать мне надежду. Это вполне в его стиле. Но ты человек, это совершенно точно. Я до сих пор не могу поверить в это. После двух лет взаперти. С одной лампочкой белого цвета, горящей круглосуточно. Лишь моё упорство не дало мне сойти с ума. Я представлял, будто нахожусь в космическом корабле на пути к далёким звёздам. Называл себя капитаном Пайком.

– Ты всё-таки немного спятил, – заметил Лукас. – Не сильно, но это ощущается в твоей манере разговаривать.

– Кто там? – спросил Максимилиан с картинным ужасом. – Это ты? Ты снова обставил меня.

– Не бойся, это Лукас, – представила его Аня. – Мой сосед, можно сказать, мой сводный брат.

– Привет, – поздоровался Лукас.

– Ещё один живой человек, – ответил Максимилиан. – Какое счастье! Я так устал общаться с ботами, они приносят мне еду и никогда ничего не говорят. Чтобы не забыть язык, я разговариваю и за себя, и за них.

– Так ты находишься в тюрьме? – спросил Лукас. – Тебя осудили на пожизненное заключение?

– Я не преступник и в жизни не совершил ничего дурного, ничего противозаконного так точно. Может быть, моя глупость и является преступлением, но я в ней не виноват. Меня держат взаперти без конкретной цели. Потому что могут.

– Скажи, где ты находишься, и мы позвоним в полицию, – предложила Аня и подумала: жаль, её дело полиция решить не в силах. Если позвонить им и сказать, что Тауэр и ещё несколько тхари устроили заговор, диспетчер пообещает передать информацию, на этом дело и заморозится.