— Извините, Азиз, я вам не верю, — решительно заявил Асланбек. — Я не верю, что вы стали приверженцем ваххабизма. Я не верю, что вы не хотите мира Чечне. А как же ваша теория вайнахской цивилизации, вайнахского адата, который еще сотни лет назад предвосхитил принципы Всеобщей декларации прав человека? Что заставляет вас говорить и писать то, во что вы не верите?
— Я стал политиком, дорогой Асланбек. Хотел я того или нет, но мне пришлось стать политиком. А политик редко верит в то, о чем говорит. Ему это не нужно. Ему это даже вредно. Но хватит об этом, хватит. Давай поговорим о тебе. Я рад, что ты приехал. За тебя, мой друг!
Азиз залпом выпил еще один объемистый бокал виски, закурил новую сигарету и участливо поинтересовался:
— Как твои дела? Как ты живешь? Как здоровье Рахили и Вахида?
— Дела у меня очень плохие, Азиз. Поэтому я и приехал к вам. Я хочу попросить вас об услуге.
— Ты правильно сделал, что приехал ко мне. Очень, очень правильно, дорогой Асланбек! Я знаю, что у тебя какие-то серьезные разногласия с нашими…
— Откуда? — перебил Асланбек. — Откуда вы это знаете?
— Мне звонили. Сказали, что ты в Вене и, возможно, захочешь посетить меня. Они знают, что мы друзья. Они попросили позвонить, если ты объявишься.
— Вы позвонили?
— За кого ты меня принимаешь? — обиделся Азиз. — Я решил сначала поговорить с тобой. Со мной считаются, я сделаю для тебя все, что в моих силах. В чем твои трудности?
— Рахиль и Вахид взяты в заложники. Теми, кого вы называете нашими.
— Но почему? Ты в этом уверен?
— Да. Мне сказали об этом люди из ФСБ. Я хочу, чтобы вы позвонили в Чечню и передали, что я готов встретиться с их человеком и обсудить условия освобождения Рахили и Вахида. Я сделаю то, чего от меня добиваются. Только не спрашивайте чего, — предупредил он готовый сорваться вопрос Азиза. — Лучше вам об этом не знать.
— Как хорошо, Асланбек, что ты об этом заговорил. Как хорошо! Я не буду спрашивать тебя, в чем дело, но ты принял правильное решение. Нельзя ссориться со своими. Я сейчас же, при тебе, позвоню в Москву. Там есть наш человек. Я передам ему твое предложение. Сейчас, сейчас. Я только еще выпью…
Азиз отхлебнул прямо из горлышка и взялся за телефон.
— Что за черт? — удивился он и постучал по рычагу. — Не работает? Да, не работает. Ничего не понимаю!
— Ему не нужно работать, — раздался от двери спальни жесткий мужской голос. — Тебе не нужно звонить.
Азиз и Асланбек обернулись. На пороге спальни стоял Муса.
— Тебе не нужно никуда звонить, — повторил он. — Ты сделал свое дело. Остальное сделаем мы.
Он вошел в кабинет, свободно расположился в кресле, снял дымчатые очки и посмотрел на Асланбека своими холодными немигающими глазами.
— Ну здравствуй, Асланбек, — почти ласково проговорил он. — Вот мы и встретились.
— Господин Наджи! — возмущенно закричал Азиз. — Мы так не договаривались! Мы договаривались…
— Помолчи, уважаемый, — прервал Муса. — Как мы договаривались, как мы не договаривались — это уже не имеет значения. Я слышал весь ваш разговор. Так что пей виски, уважаемый. Ты его заработал.
— Вот, значит, как, дорогой друг, — заключил Асланбек. — Значит, вы позвонили своим сразу после моего звонка из Вены?
— Но это непринципиально, — запротестовал Азиз. — Ты все равно приехал. Ты все равно попросил связать тебя с нашими. Так что я всего лишь немного опередил события.
— Не расстраивайтесь, Азиз, — посоветовал Асланбек. — Такой глубокий и тонкий философ, как вы, всегда найдет оправдание. Всему. Даже предательству. Я бы не нашел. Вы найдете.
— Хватит болтать, — прервал Муса, достал мобильный телефон и набрал номер. — Все в порядке, мы его взяли.
Послушал то, что ему сказали, выключил мобильник и обернулся к двери на лестницу:
— Саид!
Дверь открылась. Но вошел не Саид. Вошли Михальский и Гольцов. Оба были в темных спортивных костюмах и таких же темных кроссовках. На головах черные вязаные шапочки. Натянутые на лицо, они легко превращались в спецназовские маски типа «ночь».
— Саид! — вскочив, закричал Муса. — Саид!
— Спокойно, господин Наджи, — приказал Михальский. — Стоять смирненько.
Он обыскал Мусу и переложил его документы и мобильник к себе в карман.
— Ты кто? — хрипло спросил Муса.
— Я твой самый страшный сон, — ответил Михальский и снял черную шапочку, открыв крупную бритую голову. Затем слегка развел руки, словно хотел обнять Мусу. Но вместо этого резко, обеими ладонями одновременно ударил его по ушам. Муса кулем свалился в кресло.
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно кивнул Михальский.
— Возвращайтесь в Вену, профессор, — обратился к Асланбеку Гольцов. — Мы немного задержимся. Завтра в семнадцать будьте в доме вашего друга герра Швиммера. А вам, философ, дали хороший совет, — повернулся он к Азизу Салманову. — Пейте виски. Столько, чтобы начисто забыть все, что вы видели. Вы ничего не видели. Вы ничего не знаете. К вам никто не приезжал. И не звоните своим. У них могут возникнуть вопросы, на которые вы не сможете ответить.
— Поспешите, профессор, вы нас задерживаете, — поторопил Михальский, деловито заклеивая рот Мусы широкой лентой скотча.